Кое-что о предвкушении, предшествовавшем приезду Масарика, можно почерпнуть из сообщения, отправленного Лансингом в посольство в Токио в марте, во время проезда Масарика через эту столицу. Госсекретарь поручил Моррису связаться с Масариком и полностью проинформировать Департамент о взглядах последнего на ситуацию в России и возможности организации внутри России любого эффективного сопротивления Центральным державам. Моррис убедил Масарика составить справку, незамедлительно направленную в Вашингтон для предоставления президенту. Что же касается вопроса возможного вмешательства, документ не вносил никакой ясности. Масарик рекомендовал де-факто признать большевиков, которые, по его мнению, останутся у власти гораздо дольше, чем ранее предполагалось. Но он подчеркивал опасность немецкого господства и призывал к союзническому «плану» – к каким-то совместным действиям союзников по борьбе с немецким влиянием. Рекомендация была сформулирована в столь же расплывчатых выражениях – особенно в вопросе отношения к советскому правительству. Можно лишь предполагать, что автор имел в виду что-то похожее на идею вмешательства по соглашению с большевиками, столь занимавшую Локкарта и британцев. Но известие о восстании чехословацких войск в России, естественно, изменило эти взгляды. В конечном счете это событие превратило чехов в Америке (включая Масарика), в решительных сторонников действий союзников, направленных на восстановление утраченной связи между Иркутском и Владивостоком и обеспечение возможности эвакуации значительной части корпуса, которая еще не прошла Иркутск. Конец мая и начало июня – период, когда первые сообщения о трудностях чехов в Сибири только начали поступать в Соединенные Штаты, – ознаменовали начало этой трансформации.
Роль Масарика в Соединенных Штатах была, в полном смысле этого слова, ролью лоббиста признания независимости своего народа. Эта лоббистская кампания была одной из тех, которые чехи уже проводили в течение некоторого времени, причем с большим успехом. Они уже были полезны разведывательным службам союзников во время войны, помогая в шпионаже против австрийцев, и таким своеобразным образом завоевали доверие, особенно в Вашингтоне, которое было бы нелегко завоевать любым другим способом. Следовательно, их влияние не осталось незамеченным даже до прихода Масарика. Но с его появлением на политической сцене чехословацкое лобби зашевелилось. Профессор сразу начал с системного налаживания широкого круга контактов внутри правительства. Крейн организовал встречи с сотрудниками Госдепартамента и другими официальными лицами правительства. У Масарика состоялся ланч с Лансингом, а 12 июня в Нью-Йорке (вторично) – с полковником Хаусом. Сын Крейна, служивший тогда в Госдепартаменте, следил за тем, чтобы чех поддерживал постоянный контакт с его вышестоящими должностными лицами.
С самим президентом возникли некоторые первоначальные трудности. Даже Крейн не смог сразу понять странную неприязнь, которую Вильсон, по-видимому, испытывал к приему любого, кто приезжал из России[144]
. Крейн добивался встречи с президентом еще до прибытия Масарика, но Вильсон его не принял, отметив, что ознакомился с запиской, подготовленной Масариком в Токио, и, по его мнению, профессору не следует давать интервью, «если только к тому, что содержится в этом документе, нельзя добавить что-то существенное». Крейн послал ответное письмо, настаивая, что ситуация изменилась и справка профессора устарела. Президент оставался непреклонен: «Я сейчас настолько занят, что вынужден это отложить».Только 19 июня Масарик был наконец принят президентом. На самом деле задержка не подразумевала никакого неуважения. Вильсон относился к категории людей, с большим удовольствием предпочитающих читать, нежели слушать, поэтому он с величайшей восприимчивостью читал все, что даже не было адресовано непосредственно ему. В мае и начале июня взгляды Масарика дошли до него по целому ряду каналов – есть все основания предполагать, что он воспринял их с уважением и вниманием. В течение нескольких дней после прибытия Масарика в мае отношение позиции чехов в Сибири к проблеме интервенции союзников уже привлекало пристальное внимание высокопоставленных чиновников Госдепартамента. Несколько позже (то есть до середины июня) та же мысль пришла в голову и президенту.
Глава 16
Решение по Мурманску и Архангельску