Республика воров

Очами истины не увидать,
ушами голос правды не услышать.
Презренные воришки, наши чувства
крадут пленительное волшебство,
нашептывая нашему рассудку,
что сцена – деревянные подмостки,
герои – прах и пыль былых веков
их славные деянья поглотила…

– Не так, – остановил его Джасмер.

– Что – не так?

– Ты бубнишь, а не декламируешь. Хор – персонаж из плоти и крови. Он не строчки из книги читает, а размышляет о своей миссии.

– Как скажете, – буркнул Галдо.

– Садись, – велел Монкрейн. – А теперь второй Асино… Встань, кому говорят! У тебя получится лучше, чем у брата?

– А вы у его подружек спросите, – ухмыльнулся Кало.

– Что ж, начинай.

Кало встал, расправил плечи, выкатил грудь и громко, с выражением прочел те же строки, упирая на отдельные слова:

Очами истины

не увидать,ушами голос правды не услышать.
Презренные воришки, наши чувства…

– Достаточно, – сказал Джасмер. – Намного лучше. Ритм ты чувствуешь, нужные слова выделяешь, в общем, декламируешь неплохо, но без души, читаешь, как по книге.

– Так ведь оно в книге и написано, – буркнул Кало.

– Но это же человек произносит, понимаешь?! Человек из плоти и крови! – воскликнул Монкрейн. – Он не просто написанное читает, он… Ну вот за что, по-твоему, зрители деньги платят? Чтобы им со сцены вслух читали?

– Ага, потому что они сами читать не умеют, – съязвил Галдо.

– Встань, Кастелано. Погоди, Джакомо, не садись. Вы мне оба нужны. Я сейчас все объясню, доходчиво, чтобы даже каморрским остолопам понятно стало. Кастелано, подойди к брату. Текст перед глазами держи. А теперь представь, что ты на брата сердит. Потому что он, болван, не понимает, о чем говорится в пиесе. А ты ему растолкуй! – Монкрейн повысил голос. – Как последнему тупице! Покажи ему, что эти слова значат.

– Очами истины не увидать… – Галдо с негодованием взмахнул рукой, сделал шаг к Кало и, резко прищелкнув пальцами у самого уха брата, воскликнул: – Ушами голос правды не услышать!

От неожиданности Кало отшатнулся, а Галдо угрожающе придвинулся к нему и яростно прошипел:

– Презренные воришки, наши чувства крадут пленительное волшебство, нашептывая нашему рассудку, что сцена – деревянные подмостки, герои – прах и пыль… э-э-э… пыль… чего-то… каких-то там веков… Тьфу, сбился!

– Ничего страшного, – сказал Монкрейн. – У тебя неплохо получилось.

– Здорово! – сказал Галдо. – Я, кажется, понял, в чем дело.

– Слова мертвы, если не задумываться о том, кто и зачем их произносит, – продолжил Монкрейн. – Надо понять не только смысл того, что говорит персонаж, но и для чего он это говорит, какие чувства вкладывает в свои слова.

– А можно теперь я попробую, как будто он – тупица? – спросил Кало.

– Нет, на сегодня достаточно, – отмахнулся Монкрейн. – Вы поняли, что от вас требуется. Должен признать, что вы, каморрцы, на сцене держитесь неплохо. И в изобретательности вам не откажешь. Главное – направить ваши зачаточные умения в нужное русло. Ну, кто мне скажет, что делает Хор?

– Требует внимания, – ответил Жан.

– Верно. Именно так. Хор выходит на сцену и обращается к толпе, требуя внимания. Перед ним – толпа пьяных, разгоряченных, возбужденных и недоверчиво настроенных зрителей. Эй вы, мерзкие ублюдки! Слушайте! Мы играем для вас! Заткнитесь и внемлите! – Монкрейн мгновенно, будто по волшебству, изменил голос и позу и, не глядя в текст, продекламировал: