Реставрация в России

К весне 1999 г. Черномырдин был единственно приемлемым для Запада и окружения Ельцина кандидатом на пост нового президента России. Проблема в том, что он оказался абсолютно неприемлем для населения собственной страны. Его возвращение во власть могло бы стать возможно лишь в случае, если будут резко изменены правила игры. Демократическими процедурами такого достичь нельзя. Но если демократическими формальностями на некоторое время все равно предстояло пожертвовать, то Черномырдин уже не мог считаться идеальным лидером — нужен был кто-то более жесткий и сильный. Кремль находился в поисках.

12 мая, точно в соответствии с опубликованными в прессе прогнозами, правительство Примакова было отправлено в отставку. Думе предлагают утвердить новую кандидатуру — министра внутренних дел и главного полицейского страны Сергея Степашина. Черномырдин остается в резерве, а депутатам напоминают, что если они три раза подряд проголосуют против, правительство все равно будет назначено, зато Думу разгонят. Оппозиция сначала обещала уличные протесты, а затем стала обсуждать заведомо непроходной импичмент. Впрочем, понять депутатов можно: они боялись не только разгона Думы, но запрета оппозиционных партий и такого изменения избирательного закона, чтобы никто из опасных противников Кремля в новый парламент не прошел. Ельцинская конституция позволяет сделать это вполне законно. Фактически она предоставляет президенту право раз в 2 года совершать государственный переворот. Планы эти обсуждаются в печати вполне открыто и сочувственно. Ведь российская либеральная пресса обожает государственные перевороты и расправы над инакомыслящими.

Черномырдину действительно было что обсуждать в Вашингтоне. Американской администрации пришлось выпутываться из Балканского кризиса. Кремль мог надавить на Белград, сделать его сговорчивее — хотя бы настолько, чтобы Клинтон мог хоть что-то предъявить общественному мнению в собственной стране. А Черномырдину и Ельцину нужны были гарантии Запада при решении собственных проблем. Прогнозировались массовые волнения и даже восстания, депутаты могли отказаться разойтись, и речь шла о применении силы. Необходимо было, чтобы демократический мир все это одобрил, поддержал и оказал, по возможности, материальную помощь.

Семь с половиной месяцев правления Примакова подошли к концу. В течение этого времени Россия получила в первый раз правительство, которое без большой натяжки можно назвать «розовым» или социал-демократическим. Причем не в понимании Блэра и Шредера, а во вполне традиционном смысле. Технически это правительство было компетентным и эффективным, но политически потерпело полный крах. После августовского кризиса, когда олигархи были деморализованы и находились на грани банкротства, можно было подорвать их силу, национализировав нефтяные компании и банки. Можно было использовать власть для расширения политической базы правительства, мобилизации его сторонников. Ничего подобного сделано не было.

Люди из окружения Примакова и Маслюкова прямо говорили про «двоевластие» в стране. Но это двоевластие не имело ничего общего с двоевластием времен революции, когда одна власть опиралась на бюрократический аппарат, а другая на народное движение. В 1992-93 гг. Верховный Совет, пусть непоследовательно и трусливо, но все же пытался опереться на массы в борьбе за власть.

В 1998-99 обе конкурирующие силы вели чисто бюрократическую игру. Легко догадаться, что на этом поле у Кремля было огромное преимущество.

Чувствуя угрозу, правительство Примакова начало отступать. Самое забавное, что именно его кабинет в принципе мог протащить через Думу несколько законопроектов, которые должны были бы ублажить Международный валютный фонд. Ради сохранения у власти лево-центристского правительства часть парламентского большинства готова была пожертвовать интересами своих избирателей. В свою очередь Примакову пришлось бы взять на себя ответственность за непопулярные меры, принятые под давлением МВФ. Западные банкиры требовали увеличения налогового бремени, и без того практически подавившего экономику, сокращения социальных дотаций. Жертвами сокращений должны были стать образование, медицина, культура и даже инвалиды Чернобыльской катастрофы. Но в Кремле желание избавиться от «левого» правительства пересилило даже стремление угодить МВФ. Тем более, что в качестве компенсации за отстранение «левых» от власти МВФ со своей стороны мог бы сделать определенные уступки, смягчив свои требования.

После отставки Примакова «черная работа» по разорению собственного населения в угоду МВФ досталась следующему кабинету (который, к счастью, с ней тоже не справился). А у населения остался светлый миф о хорошем левом правительстве, которое пыталось защитить интересы народа и было за это отправлено в отставку. Как и все мифы, он не вполне соответствует действительности, но создал его сам Ельцин.