Бывшую всенародную собственность поделили незаконно, а потому передел всегда возможен. Более того, он необходим — события августа показали, что в стране слишком много олигархов. Экономика, резко сократившаяся в объеме за время реформ, уже не может обеспечивать благополучное существование такому большому количеству «деловых людей». Концентрация капитала становится настоятельной необходимостью, но единственно доступным механизмом остается экспроприация. Вопрос в том, кто кого будет экспроприировать? К тому же в России мирно уйти редко кому удается. У нас в стране из большого бизнеса уходят, как правило, на кладбище. Поскольку реальной рыночной инфраструктуры нет, а правовые основы режима сомнительны, перераспределение сфер влияния просто не может пройти гладко. Тут государственное вмешательство может даже оказаться наиболее мирным способом разрешения конфликтов между собственниками.
В такой ситуации любая смена власти оборачивается потрясениями и, в той или иной форме, насилием, даже если будет соблюдена демократическая процедура. В 1996 г. крупнейшие олигархи, понимая это, предпочли договориться между собой. В 2000 г. сделать это оказывается уже труднее — ресурсы исчерпаны, соперничество обострилось. А главное, в прошлый раз предстояло договориться о сохранении статус кво, который не всех устраивал, но был все же лучше неопределенности. На сей раз речь уже шла об уходе Ельцина и появлении нового лидера. Нужно было заключить новый договор, а это куда сложнее. К тому же нет гарантии, что договор будет выполнен.
Добровольно отдать власть при таком положении дел может только самоубийца или идиот. Отсюда вовсе не следует, что кремлевская «семья» только и мечтала об отмене выборов или перевороте. Главная проблема была не в том, что Ельцин, по выражению генерала Лебедя, решил «умереть президентом». Просто для кремлевской «семьи» все труднее оказывается удерживать свои позиции без сохранения действующего президента. Ельцин сам сделал все, чтобы не допустить появления наследника. В любом политике из своего окружения, способном стать ему заменой, он видел опасность для себя. К 2000 г. стали очевидны плоды этой политики. «Семья» с удовольствием поддержала бы «ельцинизм без Ельцина» — но поздно.
При «нормальном» развитии событий удобного для «семьи» политика раскрутить и избрать на пост главы государства за оставшийся до выборов год было уже невозможно. Время упущено. Допустить избрания чужого человека на ключевой пост — смерти подобно. А тем временем натиск на позиции «семьи» усиливался. Трагично лишь то, что нападали на власть не возмущенные массы, а ее же собственные недавние союзники и сообщники, которые не только ничем не лучше действующей власти, но во многих отношениях даже хуже. Впрочем, в современной России вообще нет борьбы между властью и оппозицией. Нет даже борьбы за власть. Есть только борьба внутри власти.
С приходом к власти Евгения Примакова в правоохранительных органах оживились попытки хоть как-то ограничить разгул коррупции. Генеральный прокурор Юрий Скуратов поплатился за это своим креслом (причем премьер Примаков не только не выступил на его защиту, но и солидаризировался с Кремлем). Поскольку Ельцин не мог открыто объявить об истинных причинах отставки, ее мотивировали «неэтичным поведением» прокурора, которого уличили в свидании с двумя легкомысленными девицами. Доказательством прокурорского грехопадения служила видеозапись, сделанная скрытой камерой. Та же видеозапись, однако, служила и доказательством заранее спланированной провокации. Проблема была в том, что согласно конституции отстранение Скуратова требовало одобрения Советом Федерации. А сенаторы-губернаторы заартачились. 17 марта 1999 г. они отказались утвердить указ президента о смещении генерального прокурора. Как отмечал обозреватель газеты «Континент» Сергей Обухов, Совет Федерации «подавляющим большинством влепил пощечину кремлевскому клану»2)
. В ответ власти продемонстрировали скандальную пленку по телевидению (в первый раз, правда, в сокращенном виде). В отличие от Соединенных Штатов в России подобные методы оказались совершенно неэффективны, вызвав скорее симпатию к жертве провокации. А государственное телевидение, продемонстрировавшее порнографическую пленку, поставило себя в весьма щекотливое положение.