Ресторан «Березка» (сборник)

Эх, деда Паша, деда Паша! Убивал ты японцев, немцев, коней, а теперь вот и котенка моего прихлопнул, старый подлец! Прости, деда Паша! Осенью 1960 года ты умер, и гроб стоял на табуретках во дворе деревянного домика близ железнодорожного вокзала среди венков, цветов. Ярко светило сентябрьское солнце. Тихо подвывала Евгения, вдова. Сморкались бабы. Хмурились мужики. Я снял похороны аппаратом «Смена», и лишь эти фотографии смогут теперь подтвердить, что я, описывая тебя, не погрешил ни единым словом. Спи спокойно, дорогой деда Паша! Ведь если бы ты остался жить, тебе сейчас исполнилось бы 102 года, а у русских так не бывает. Не Абхазия, климат другой... В Абхазии создан фольклорный ансамбль долгожителей. У нас долгожители лежат в земле.

28 октября 1982

БРАТ ДЕДЫ ПАШИ ДЕДА САША

был старостой в селе Амельяново. С ним приключилась одна история. Думаю, она заинтересует тебя, Ферфичкин, и что-то прибавит к сумме твоих представлений о жизни.

Нет, не та с ним приключилась история, что его отец, мой прадед по материнской линии, был выслан со всем семейством и скарбом из Таганрогской губернии в Сибирь. Деду Сашу я не помню, разница между датами моего рождения и его смерти составляет около шести лет, зато деда Паша рассказывал, как мальчонкой шел он за телегой через всю страну с берегов ласкового Азова прямиком в мохнатый кедрач, который тогда еще не вырубили, в село Амельяново, где жили декабристы, были прощены, умерли, обогатив культуру местности, и об их горькой доле распевала на областных смотрах художественной самодеятельности официальная народная сказительница Фекла Чичаева. С дедой Сашей приключилась совсем другая история, но я вернусь к ней позже, а сначала изложу на этих страницах скудную семейную легенду.

Дело в том, что царь Александр Второй наконец-то освободил в 1861 году рабочих и крестьян от безмерного господства над ними фабрикантов и помещиков. Ура! Долой крепостное право! Долой барщину, испол, оброк, право первой ночи! Долой крепостные театры, где молодые актеры и парикмахеры плачут от невозможной любви при оплывающем свете сальных свечей! Нечеловеческий хрип долой – будем все, кудрявые, собственную землю пахать и, засыпав «пашеничку» в амбары, запоем, запляшем, заиграем на гуслях. Возможно, Ферфичкин, что именно так думал трудовой народ, ибо отец деды Паши и деды Саши, слабопредставляемый мной прадед Данила, зажил после «Манифеста 19 февраля» мечтаемым образом: укрепился, взошел, хату переделал в дом, возил урожай в Таганрог, всерьез подумывая об оптовой торговле и о гимназии для отпрысков, чтоб они там по капле выдавливали из себя раба, как А.П.Чехов, тоже уроженец таганрогских пространств, с отцом которого прадед Данила, отнюдь не исключено, что мог и встречаться в степи, на рынке, в церкви, куда богомольный Павел Егорович направлял петь своих взрослеющих сыновей, о чем они потом вспоминали с неудовольствием и раздражением, и отнюдь не исключено, что мой прадед тоже где-нибудь там стоял за церковной колонной и гипотетически вполне мог похристосоваться на Пасху с Антоном Павловичем. «Отнюдь не исключено, но еще более маловероятно», – усмехнешься ты, Ферфичкин, и, скорее всего, окажешься прав.

Вот так-то, друг. Слабопредставляемый прадед Данила привез в город пшеничку и, хорошо ее продав, направился якобы в «царев кабак», где на радостях мертвецки выпил, а при расплате у него обнаружили фальшивую «катьку», то есть ассигнацию с портретом Екатерины Второй Алексеевны, которая завоевала Крым, сочиняла романы и являлась приватной покровительницей упомянутого в эпиграфе французского писателя и просветителя Вольтера Мари Франсуа Аруэ, почетного члена Петербургской Академии наук (1746).

Вскричали! Были биты стекла! Через урочное время прадед Данила был направлен вместе с семьей осваивать сибирские пространства целинных и залежных земель. Деда Паша шагал за телегой, а деда Саша, как грудничок, сидел с женщинами в той же телеге. И в знойном мареве августовского полдня исчез славный город Таганрог, откуда не глядел им вслед А.П.Чехов, ибо он к тому времени тоже покинул родину и уехал в Москву, чтобы всерьез заняться литературой, хоть и в юмористических пока журнальчиках.

А недавно, Ферфичкин, вышел я из дому в Теплом Стане, чтобы купить сигарет «Астра», и, проходя мимо братского магазина «Ядран», увидел среди пестрой толчеи многонационального советского народа, приобретающего все, чем торгуют в этом магазине югославы, что к магазину лихо подкатывает машина «Жигули», за рулем которой сидит дурак с усами, цепочками, брелками, весь в коже и вельвете. А на ветровом стекле у него имеется значительная надпись, выполненная зарубежными зелеными буквами:

«TAGANY ROG»