– Ты прав, Саби, но какой смысл сейчас говорить об этом. Если бы я не поддался жалости, моя репутация была бы безукоризненной. Возможно, я бы продолжил подниматься по карьерной лестнице и добился бы власти над небом и землей. Но я ни о чем не жалею. Если бы я мог вернуться в прошлое, я сделал бы такой же выбор. Мне жаль, Саби, ведь ты всегда был рядом. Твоя репутация может пострадать из-за меня, – безжизненным голосом произнес Мачон.
– Можно мне встретиться с вашим так называемым Всевышним? Может, лучше я сам попрошу его отправить меня домой? Раз вас все равно накажут, вам же не будет хуже, если я пойду к Всевышнему и попрошу за себя?
В ответ на мои слова Мачон глубоко вздохнул:
– Как я могу запретить тебе встретиться с ним, ведь все случилось по моей ошибке? Но проблема в том, что тебе нельзя идти той дорогой, если ты не пройдешь кастинг.
– Никак?
– Никак.
– А вы можете довести меня до той дороги, которой идут люди, прожившие свой земной срок до конца? Если я пойду тем путем, я смогу встретить Всевышнего?
– Тот путь и этот – совершенно разные, – вмешался Саби.
В итоге получается, что я ничего не могу сделать. Остается только одна надежда на последний тур кастинга. Однако мои шансы победить равны нулю.
Я вышел из укрытия в основании дерева.
Присев на корточки в стороне от всех, я мысленно прокрутил всю свою жизнь словно в калейдоскопе. В ней не было ни одного радостного и волнующего момента. Каждый свой день мне приходилось проживать, затаив дыхание, опасаясь, как бы не случилось чего-нибудь плохого. Даже после смерти невозможно было вспомнить о моей жизни без слез, такой жалкой она была. С каких пор я так жил? С момента разрыва пуповины, соединявшей меня с матерью, и появления на свет?
– Ой…
В тот миг в моей голове пронеслось воспоминание. Такое смутное и едва различимое, в котором я увидел себя семилетнего.
Я держу за руку сестру, пытаясь куда-то ее вести. Ильчу упирается какое-то время, а потом покорно идет за мной. Передо мной широкая шестиполосная дорога, мы с Ильчу переходим ее в неположенном месте, не на пешеходном переходе. На нас несется огромный самосвал, от испуга я выпускаю руку сестры из своей, а когда перебегаю дорогу и оглядываюсь – самосвал уже стоит как вкопанный. С громким воем сирены приближается машина скорой помощи.
Мне вспомнился в деталях тот роковой день. Вечером того же дня мама сказала в боль-нице: «Ильхо утром разбил блюдце. Это плохая примета, но я не предупредила их».
Наверное, в тот момент слова матери глубоко запали мне в подсознание. Если с утра не везет, нужно быть осторожным. Несмотря на столкновение с самосвалом, Ильчу сильно не пострадала, если не считать раны на лбу, поэтому ее выписали из больницы через несколько дней. Мать, отец и даже сестра постепенно забыли о том происшествии. И я думал, что тоже забыл. Однако память о нем все это время жила в моей душе.
Я вспомнил огромный шрам, оставшийся на лбу у сестры, который так и не исчез, даже после шести операций. Из-за него Ильчу всегда носит челку. Шрам остался после событий того страшного дня. Я думал, что забыл о нем. Однако оказалось, что это было не так.
Как, должно быть, Ильчу ненавидела меня каждый раз, когда видела свое отражение в зеркале! Брата, который выпустил ее руку, бросив одну, под колеса несущегося на нее самосвала.
Вспомнилась мама. Она никогда при мне не говорила про шрам на лбу Ильчу. Впрочем, как и отец. Воспоминания безостановочно всплывали одно за другим.
Меня мучило острое сожаление, что я так и не сделал этого. Надо было попросить прощения за то, что не смог удержать ее руку и убежать вместе от приближающейся опасности. Вслед за одним воспоминанием всплывало другое, где тоже была Ильчу. Вот она идет в ближайший магазинчик, зажав в кулачке монетки. Вот она возвращается с двумя леденцами, разворачивает один и сует мне в рот. Я сосу леденец и показываю большой палец, Ильчу заливисто смеется. А вот день, когда я дерусь с мальчишкой на детской площадке. Он явно сильнее меня, и Ильчу снимает башмак и лупит им моего противника по голове с криком: «Не бей моего брата!»
Откуда-то из глубины души поднималось незнакомое горячее чувство. Мне захотелось увидеть Ильчу и обнять ее. Погладить шрам на лбу.
Вспомнился отец. Возможно, он думает, что я покончил с собой из-за того, что попался ему с сигаретой в зубах. Если это так, то он никогда не сможет вырваться из глубокого омута вины.
В отчаянии я схватился руками за голову, теребя волосы. Мне обязательно нужно было вернуться, но, как назло, тоненькая нить моей надежды оборвалась.