– К чему теперь скрывать? Я завидовал нашим попутчикам, когда они рассказывали о своей судьбе. Чувствовал, как они получают утешение от того, что понемногу открываются. После окончания десятого тура мы все будем скитаться здесь, проводя дни в страданиях и муках. Теперь все кончено. Возможно, так будет лучше, если рассказать о себе сейчас. Мне станет легче на душе. Стыдно, конечно. Эх…
Его вздох был бесконечно длинным. Потом он нехотя продолжил:
– Мачон ошибается. Я хотел с твоей помощью вывести всех отсюда не для того, чтобы мне смягчили приговор. Своей смертью я уже искупил грехи перед теми, кто по моей вине получил душевную травму и покончил жизнь самоубийством. Мне просто хотелось сделать что-нибудь для наших попутчиков.
Признание Интригана, похожее на исповедь, буквально шокировало меня. Люди, которые получили душевную травму и покончили с собой? Что же такого он натворил?
Сожаление о непрожитых годах
Недавние события, вызвавшие широкий резонанс в интернете и других медиапространствах. Истории взрослых людей, которые использовали свой авторитет и власть для того, чтобы соблазнить кого-то. Каждый раз, когда я слышал про такие случаи, говорил себе, что ни за что не стану одним из людей такого сорта. Мне совсем не свойственно серьезно думать или планировать будущее, но единственное, чего я терпеть не мог, это подлых и бессовестных уродов. Оказывается, Чжиндо был одним из них.
Движение #MeToo[10]
. Благодаря ему все узнали о темной стороне Интригана и таких подонков, как он. А заодно с этим пролился свет на истории тех, кто пострадал от него.– Я признаю свою вину и искренне сожалею.
Выходит, он покончил с собой из-за чувства вины.
Но мне все виделось в ином свете. Если бы он действительно осознал свою вину и искренне раскаялся, то должен был сделать чистосердечное признание до того, как общественности стало известно о его поступках. Наверняка некоторые из его жертв жаловались на него. Но он, скорее всего, делал вид, что даже не знаком с ними. И только когда по чужой воле проблема приняла серьезный оборот, изобразил, что публично раскаивается. Когда и это не помогло, видимо, принял решение покончить с собой. Одним словом, наш Интриган – самый настоящий подонок. Грязный и подлый.
– И Дохи тоже? – Я сам испугался этой мысли.
– Нет, вовсе нет.
Едва я упомянул Дохи, как он начал все бурно отрицать. Ну-ну, кто тебе поверит?
Вероятно, он сделал ей непристойное предложение и, когда она отказалась, затаил злобу. Именно поэтому он выставил требование, что дальше пройдут только одиннадцать путников. Неужели он даже после смерти не может успокоиться? Он не только грязный и подлый тип, у него еще и мелочная душонка.
Интриган продолжал все отрицать и жаловаться на несправедливые обвинения, но я не стал его слушать и пошел к Дохи.
Хоть она и конченая эгоистка, которая даже после смерти хотела скрыть свои проступки, но мне было ее очень жаль. Представляю, как ей было страшно и неприятно, когда Интриган протянул к ней свою грязную руку.
– О чем ты думаешь? – Я незаметно подсел поближе к ней.
– Я беспокоилась о том, что буду делать, если опять наступит холод. А ты когда возвращаешься?
– Ах, ты еще не в курсе? Я не могу вернуться.
Дохи удивленно посмотрела на меня:
– Почему?
– Долго рассказывать. В общем, решено, что я не могу вернуться. Извини, при всем желании я не смогу написать за тебя письмо.
Дохи не произнесла ни слова, и только по ее лицу можно было догадаться, как безгранично ее отчаяние. Прошло довольно много времени, прежде чем она снова посмотрела на меня:
– Я не знала, что ты не сможешь вернуться, и снова обдумывала содержание письма. Даже набралась смелости, чтобы рассказать правду. Решила не показывать лишь часть правды в виде постскриптума, а рассказать ее всю. – Она закусила губу.
– Даже если написать письмо, никто не поверит, что это сделала ты.
– Почему бы и нет? У меня есть маленький секрет. Назовем его привычкой. Мои настоящие фанаты знают о ней. «Это письмо я оставлю перед смертью самому близкому другу. Когда-нибудь он выложит его в фан-клубе» – если выложить письмо с такой припиской, многие фанаты поверят.
Жаль, бедняжка так серьезно все обдумала.
Мне казалось, что я и так все знаю, поэтому я не стал спрашивать о правде. Наверное, она хотела сознаться, что стихи к ее песням писал Кым Чжонхо.
Я глянул на нее украдкой. Поколебавшись, стоит ли говорить об ее отношении к Интри-гану именно сейчас, я все-таки не смог справиться с любопытством:
– Можно тебя спросить? Ты знала дяденьку Чжиндо, тьфу, какой к черту дяденька. Ты знала До Чжиндо при жизни?
– До Чжиндо? Кто это? Ах, тот мерзкий чувак, который отдал одежку, а потом втихаря забрал ее? Нет, впервые увидела его здесь. – Дохи удивленно моргала.
– Я узнал о нем все. Так что мне ты можешь не лгать, а говорить правду.