Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого

нованы на обрывках записей с YouTube. Он, например, может зарифмовать концерт для виолончели, вдохновившись идеями эпохи Ренессанса об астрономии, наткнувшись на обучающие видеозаписи восьмидесятых годов о Солнечной системе, загруженные неизвестным сумасшедшим на YouTube, в которых текст за кадром читают одиозные личности, вроде Карла Сагана. Он так же записывал музыку в качестве звукового фона для банальных любительских видеороликов, записанных в чьём-нибудь саду или во время того, как кто-то делает уборку по дому.

ВСПОМНИТЬ ВСЕ

Когда я очутился в квартире Мьюли в китайском квартале на Манхеттене, чтобы взять у него интервью во время ланча (изумительно приготовленная цветная капуста в сыре), он рассказал мне, что работает над интернет-оперой, основанной на реальных событиях. Это история одного парня, который изобрёл семь разных способов, чтобы соблазнить паренька постарше, и в конечном итоге получил удар ножом в грудь. Относительно влияния интернета в общем и YouTube в частности на его музыку Мьюли говорит, что боится затеряться в этой информационной червоточине: «Этим и страшна Сеть! Если вам, например, приспичит ознакомиться с тем, как люди наряжают своих маленьких пони, считая это формой самовыражения, то там таких записей пятьсот тысяч!»

Статья об этом музыканте, опубликованная на сайте журнала The New Yorker, который впервые привлёк внимание широкой аудитории к его имени, неопровержимое доказательство одного важного факта. Мьюли — типичный композитор поколения Web 2.0, который пишет музыкальные партии, параллельно отвечая на письмо по электронной почте, участвуя в обсуждениях на форумах и играя в «Скрабл» по сети. Высокая функциональность многозадачной эпохи — творческий метод Мьюли, многоуровневый, но при этом крайне поверхностный. Сам музыкант называет это «пронизывающим нарративом», хотя это больше походит на антинарратив. А способ исследования Мью-/ш так же не линеен, как и его композиторская манера. «Прокладывать новую тропинку по известной местности — это как разрезать телефонную книгу ножом, — так описывает Мьюли свой метод. — Из одной области, например астрономии, ты прихо-

дишь к чему-то ещё, к перевалочному пункту, который продвинет тебя ещё дальше. Это бесконечное блуждание, у которого нет начала и конца, а путь и есть само повествование».

Пока Мьюли скитается по миру Карнеги-Холла и Английской национальной оперы, по другую сторону современной музыки существует Дэниел Лопатин, в мире экспериментальной электронной музыки, звучащей на бруклинских карликовых концертных площадках, микролейблов, издающих музыку на виниле и кассетах. Несмотря на огромную разницу, этих двух музыкантов объединяет источник творческого начала — интернет. Интернет как источник вдохновения, подобный тому, которым являлась природа для композиторов восемнадцатого и девятнадцатого столетий и город — для музыкантов двадцатого века.

В холостяцком логове Лопатина в Бруклине целый арсенал винтажных синтезаторов и драм-машин громоздятся на расстоянии вытянутой руки от гигантского экрана монитора его компьютера. Большую часть своего времени он проводит здесь, играя на синтезаторах или рыская в Сети. Записи, которые он выпускает под псевдонимом Oneohtrix Point Never, как, например, «Rifts», признанный журналом Wire одним из лучших альбомов 2009 года, — аморфные конструкции с вкраплениями гармоничных и ласкающих слух инструментальных партий, арпеджиатуры синтезаторных мелодий и пульсирующих секвенсорных дорожек. Но именно «echo jams», чехарда аудио-и видеозаписей, найденных на YouTube, которые он создаёт под псевдонимами KGB Man и Sunsetcorp, привлекают наибольшее внимание. В особенности «Nobody Неге» — коллаж, собранный из зацикленного вокала Криса Де Бурга из песни «The Lady in Red» и винтажной компьютерной анимации под названием «Rainbow Road». Этот ролик стал хитом YouTube, собрав за несколько месяцев более тридцати тысяч просмотров. Ничто в сравнении с Лэди Гага, но для молодого андеграундного артиста «Nobody Неге» стал персональным «Триллером».

Отчасти интерес к этому ролику объясняется тем, как Лопатин ухитрился многократно усилить сентиментальный контекст песни покорителя чартов конца восьмидесятых Криса

Де Бурга, сфокусировавшись всего на одной фразе. А в сочетании с «Rainbow Road» (дорога из цветового спектра, которая, мигая флуоресцентными вспышками, прыгающими взад-вперёд, проносится над крышами небоскрёбов) — это настоящая меланхолия. Будучи фанатом винтажной векторной графики и восьмидесятнических cad-cam-видеопроектов, Лопатин сложил эти составляющие в символ того, как готические горизонты урбанистических пейзажей подавляют радужные яркие цвета. В этом видеоряде раскристаллизовались его тоскливые ощущения от городской жизни, подчёркнутые словами Криса Де Бурга: «Здесь никого нет».

ВСПОМНИТЬ ВСЕ