Рецепт на тот свет

Они остались вдвоем и стояли над рекой. Напротив смутно виднелись острые шпили рижских церквей со знаменитыми петухами. На маленьких бастионах, что глядели на реку, мелькали огоньки — шла смена караулов. Некоторые замковые окна также светились, и Маликульмульк позавидовал тем, кто сейчас за этими окнами сидит в теплых комнатах, читает книжки, лакомится, играет в карты.

И тоскливая мысль заныла, засверлила — да какой же бес занес его в этот немецкий город? Как вышло, что он, человек комнатный, кабинетный, поздним вечером торчит на каком-то Богом забытом острове по колено в снегу? А голова полна каких-то нелепых склок и интриг, от которых ему самому — ни малейшей пользы? Ему нужна лишь одна интрига — та, что в комедии «Пирог», вот ее выписать, расцветить шутками и двусмысленностями, но не грубыми, а занятными… и как было бы славно сейчас сидеть в углу гостиной, проходить с Тараторкой ее роль!

И воображаемая Тараторка тихо ахнула.

И как не ахнуть — горничная Даша, чью роль она играла в комедии «Пирог», заглянула в этот самый пирог — и обнаружила, что всю начинку оттуда она с лакеем Ванькой вытащила. Начинка была вкусна — отлично зажаренная дичь, и остановиться эта парочка не сумела.

Тут же к Даше присоединился Ванька, уже наделенный голосом и повадками Демьяна.

— Ну, брат, Даша, да в пироге-то хоть сад сади, — растерянно сказал он. — Чистехонько. Что это мы наделали?

— Уж я и сама заметила, да что делать? — тут Даше-Тараторке надо бы с надеждой поглядеть на Ваньку. Даже, может быть, ухватить его за рукав.

— Эй, эй, беды! — воскликнул Ванька-Демьян, отстраняясь. — Вот как мы с тобой заговорились! Ну не миновать мне палок. Воля твоя, Даша, я скажу, что и ты тут же виновата.

Да, точно, точно, эти голубки должны непременно поссориться над разоренным пирогом. Только что ворковали — и вдруг лезут в драку, вот что! Именно этим завершится сцена, это будет смешно и зацепит любого зрителя — он с нетерпением станет ждать, что из проказы получится.

Тараторка должна закричать…

— Куды умен! — неожиданно завопит она, словно базарная торговка. — Разве спине твоей будет легче, коли мне пощечины достанутся? Лучше постарайся как-нибудь вывернуться!

А Демьян должен заскулить — и этот скулеж вдруг отчетливо зазвучал в Маликульмульковой голове:

— Вывернуться, вывернуться! Да разве туда сена набить, что ли? О, проклятая жадность! Дурак я, что тебя послушал! Даша, ты меня, как Ева Адама, соблазнила!

— Ну, да кто виноват? — огрызнется Тараторка. — Ведь ты хотел съесть одну ножку, а вместо того жрал за десятерых.

— Ну не знаю, Даша, однако ж, у кого больше костей! — даст сдачи Демьян. — Улика-то перед тобою!

— Вот еще! Ты бы своих-то оглодков больше на мою сторону откладывал! — ответит она…

Бумаги! И чернил! И хоть какой огарочек свечной, хоть какой огрызочек пера! А нет — не тростью же по снегу выводить слова…

— Гляньте, барин, — шепнула Текуса. — Никак зазноба молодца к черту послала!

Санки — статочно, те же самые, уже катили в другую сторону, вверх по реке. Пронеслись мимо и пропали.

— Где ж она живет? — спросила Текуса. — До Усть-Двинска санки бы так скоро не добежали. А там, ниже, никто не селится, острова пустые стоят. На Кипенхольме домов, может, с десяток.

— Отчего ж?

— А паводки сильные. Тут-то строятся и живут, потому что амбары, корабли приходят, делать нечего — терпим. А там какая нужда?

Бумаги и чернил, бумаги и чернил, тосковал Маликульмульк, бумаги и чернил! Отчего именно теперь проснулось столь сильное желание писать? Записывать внезапный спор горничной и лакея? Отчего — в самую неподходящую минуту?

— Может, не те санки? — спросил он.

— Может, и не те, а сдается, что те. Я тут не первый год живу, в такое время по реке мало кто катается. Коли товар везут — так днем. На Масленицу — тоже днем, хотя бывает, и допоздна гуляют… а ведь Масленица-то уж скоро… Куда ж они бегали?

Маликульмульк ничего не ответил. Его это не занимало совершенно. Он понимал, что круг Текусиных интересов узок: кто из соседей куда пошел да что принес, которую с которым видели вместе, отчего подрались перевозчики. Скорей всего, она была безграмотна, а из всех наук знала лишь арифметику. Естественно, что санки, которые носятся по Двине взад-вперед, ей страх как любопытны.

Долго ли еще тут торчать, подумал Маликульмульк, и ладно бы в приятной компании, за неспешным разговором.

— Ты бы заглянула опять в глазок, может, там уж что-то на двор выносят, — сказал он.

— Вы стойте тут, барин добрый, а я добегу!

Маликульмульк остался на берегу один. Он стоял в заветренном месте, у амбара, возвышавшегося на сваях, откуда видел мостки. К мосткам хорошо причаливать лодке, а кучеру, что правит санями, разницы нет — да и есть ли резон забирать украденный бальзам с реки? Коли кому охота выследить вора — то и тут выследит… чем бы себя, сиротинушку, развлечь зимней ночью?.. стихи разве что самому себе почитать?.. отбивая размер пяткой, чтобы ноги не замерзли?..