Рецепт на тот свет

— Это я вам, барин добрый, скажу, как она попала на реку. У нас тут был дед, Ольхового Мартынки родня — потому и знаю. Когда он пропадал, Мартынка всех на поиски рассылал. Не доглядишь — ускользнет и бредет куда глаза глядят. Из Мариинского пруда его вылавливали, на мельницу забредал, на кирпичный завод, на Кипенхольме его ловили, на Коброншанце. А думал, будто домой идет. Вот и Берениха из дому убежала, а потом ей все казалось, будто домой возвращается.

— Как же она выбралась из крепости?

— А ее, может, не в крепости держали. У богатых рижан загородные дачи, может, она и жила на даче, чтобы семью не позорить.

Старуха меж тем опять улеглась на стол и заснула.

— Где бы могла быть такая дача? — спросил Маликульмульк. — Вряд ли эта барыня шла издалека.

Текуса пожала плечами и принялась стелить постель на лавке.

— А мне куда деваться? — полюбопытствовал Маликульмульк. — В замок, что ли?

— Можно и в трактир, — неуверенно ответила она. — К тому же Мартынке. Там чисто и клопов почти нет, одни тараканы. Давайте сведу. Чужого он среди ночи не пустит, а мне двери отворит.

Маликульмульк хмыкнул.

— А что, поесть там найдется?

— А как не найтись! Жену растолкает, она чего ни есть на стол выставит. Из горячего — яишенку на десяток яиц…

Эта яишенка и решила дело — Маликульмульк знал, что в замке ему не так просто будет раздобыть съестного, вся дворня давно заперлась и спит, начать будить — часа два потратишь. А есть уже сейчас охота после всех ночных слоняний.

— Идем.

— Идем-то идем, — туманно сказала Текуса. И протянула ладошку.

Всякий труд должен быть вознаграждаем, мысленно сказал Маликульмульк, добывая кошелек. И сведения должны быть вознаграждаемы. Об этом нужно будет сказать князю — пусть выдаст хоть какие суммы на покупку сведений.

— Сейчас растолкаю ее, уложу, накрою — и пойдем к Мартынке, — пообещала Текуса.

С Беренихой она управилась мастерски — будто служила в богадельне и каждый день перегружала неповоротливых старух со стула на постель и с постели на стул. Берениха не противилась — видать, плохо соображала, что происходит.

Потом Текуса вывела Маликульмулька на двор.

— Мартынкин трактир на хорошем месте, у митавской дороги, — говорила она, — плохо лишь, что в паводок заливает. Ну да он приспособился! Скотину на Коброншанец перегоняет, там повыше, все добро — на чердак.

Текуса пожалела Маликульмулька — повела его по главной улице Клюверсхольма, утоптанной и ровной, а не коротким путем — закоулками и по колено в снегу. Улица выводила на берег, на площадь перед лелюхинским торговым домом, и шла дальше — к тому месту, где после ледохода начинался наплавной мост. Сейчас его, понятно, не было, а была заснеженная дорога, упиравшаяся в берег и продолжавшаяся колеей, и от нее поворот к косогору, а на косогоре — Мартынкин трактир.

— Вот уж и пришли, барин добрый, — сказала Текуса. — Сейчас тебя пристрою — и к девкам своим.

Она стала громко стучать в оконный ставень. Маликульмульк, предвкушая яишенку из десятка яиц, что для многоопытного брюха не так уж и много, озирался по сторонам, пытался вспомнить местность — он же не раз тут проезжал, странствуя в «Иерусалим» и обратно.

Повернувшись к реке, он увидел на льду темную фигуру. Неловким шагом человека, боящегося ходить по скользкому, она шла по реке наискосок и вышла уже на середину. До Карловской заводи оставалось не так уж много, а за той заводью начинается Московский форштадт.

— Глянь, Текуса Васильевна, — сказал он. — Еще кому-то сегодня не спится.

Текуса повернулась, пригляделась.

— Ахти мне! Да это ж Берениха!

— С чего ты взяла?

— Кто ж еще?! В моем тулупе, в моих валенках! Ах ты, бляжья дочь, стой, стой!

И Текуса, напрочь забыв о благом намерении пристроить доброго барина в трактир на ночлег, заскользила по косогору, съехала, побежала вдоль берега и вылетела на лед. Там она с разбегу первым делом шлепнулась, но поднялась и устремилась в погоню.

Текуса не могла упустить тех денег, которые бы ей заплатило семейство Беренсов за найденную бабку. А старуха меж тем приближалась к берегу.

Неведомо, чем бы кончилась погоня, но на реке появилось новое действующее лицо — воровские сани. Маликульмульк полагал, что они давно укатили, однако ж нет — задержались и лишь теперь катили к Московскому форштадту.

Текуса тоже их заметила и прибавила шагу, чтобы скорее пересечь санную колею. Несколько секунд ожидания ничего не значили — она могла преспокойно пропустить сани и дальше преследовать Берениху, которую уже сочла своей беглой собственностью. Старуха далеко бы не убежала.

Но погоня за добычей помутила Текусин рассудок.

Случилось то, что и должно было случиться — она оказалась у санной колеи одновременно с запряженным в санки мерином. Ей бы отступить на шаг — но валенок поскользнулся, и Текуса, чтобы удержаться, ухватилась за оглоблю. А делать этого не следовало — сперва ее несколько шагов проволокло, потом мерин сбился с рыси, мотнул головой, поворотил вправо — раз уж тянут за правую оглоблю. Кучер, опомнившись, закричал матерно, санки выскочили из накатанной колеи, накренились, тут возмутился и седок.