Рецепт наслаждения

Покупателей оказалось немало, так как было уже четверть двенадцатого или около того, а период полноценной работы рынка как раз с восьми до полудня. Затем жизнь рынка начинает постепенно сходить на нет, и, зачастую неожиданно для ничего не подозревающих англосаксов и северян, сначала один или два продавца начнут паковать свой товар, потом – еще, и наконец весь рынок примет такой бесповоротно опустевший и нерабочий вид, словно это стоянка бедуинов двухдневной давности. Причем особенно это относится к продуктовой части march'e; [257]среди торговцев древностями один или два еще задержатся до двух-трех часов и только тогда погрузят свою рухлядь и обломки во всевозможные «пежо», «пено» и «ситроены» разнообразной степени дряхлости.

– Merinjana [258]вам понравились, месье? – обратился ко мне месье Андруе, когда я пристроился в конце исполненной достоинства очереди у его овощной палатки. Конечно, мое присутствие было само по себе блестящим тому подтверждением. Баклажаны (бретонец по происхождению, месье Андруе, известный своим интересом к древностям и к истории Прованса, использовал диалектное название, которое я с легкостью подхватил) мне и на самом деле понравились; они стали основой для превосходного ratatouille, [259]которого мне хватило на несколько дней. Особенно вкусным это блюдо было в горячем виде на холодном багете или наоборот. (Я делал это по принципу сэндвичей моего брата, что являет собой, я думаю, уникальный пример того, как его кулинарная практика повлияла на мою. Секрет здесь один: полегче с помидорами). Еще одно интересное блюдо, где merinjana играет ведущую роль, – это слегка сдобренное пряностями турецкое имам баидди, чье название буквально означает «имам упал в обморок». Обычно объясняют, что это – из-за того, что блюдо, дескать, такое изысканное, но я вот подумал: а не замешаны ли здесь аллергические реакции? Разнообразие аллергических реакций на токсины просто поразительно: начиная от почти мгновенного отека, покраснения и потери сознания (я однажды видел, как в ресторане в Страсбурге какой-то человек покраснел до синевы и у него случился сердечный приступ через тридцать секунд после того, как бедняга съел арахисовый орех) и до семидесятидвухчасового периода полного отсутствия симптомов, который предшествует отсроченному, но неизбежно смертельному разрушению печени, вызываемому определенными грибами.

Я внимательно осмотрел рынок. Кожа на голове у меня слегка чесалась. (Насколько меньше негодования вызывали бы у нас подобные ощущения, если бы мы осознавали, чем они на самом деле являются, – посланниками зарождающейся жизни.) Месье Андруе побыстрее отделался от предыдущих покупателей, чтобы заполучить меня, своего любимого клиента. Я приобрел несколько клубней салатного картофеля, несколько стручков фасоли, морковь для цвета и текстуры, а также кучку маленьких помидоров, потом очаровательно принял от него в дар горсть базилика и осторожно положил свои новые покупки к яйцам, уже угнездившимся на дне моей корзины. Месье Андруе отказался продавать мне перец, сказав, что он достаточного, но не исключительного качества. Это была отчасти шутка, отчасти – аллюзия на обстоятельства, при которых завязалось наше знакомство, когда я пожаловался на то, что он продал мне «деревянный» лук-порей, и мы обменялись некоторыми фразами. Кульминацией драмы стал момент, когда я обличающе потрясал пучком лука (как я позже понял – подсознательно имитируя шекспировского Фальстафа), и между нами произошел следующий диалог:

Месье Андруе. Лук достаточно хорош.

Я. Одной достаточности недостаточно.

Месье Андруе фыркнул и отвернулся, а я в свою очередь резко развернулся и удалился. Когда я снова появился у его прилавка, мы приветствовали друг друга со значительно возросшей сердечностью которая в конце концов переросла в настоящую дружбу, – последовательность, которую я часто замечал во французах: им как будто спокойнее, если отношениям предшествует и подкрепляет их спор.

В этот вторник на рынке было даже более людно чем обычно. Пробираясь сквозь толчею, я нанес якобы случайный удар коленом в висок ребенку, который шумно носился вдоль прилавков; он замер ошарашенно на какое-то мгновенье и громко, обиженно разревелся. Тень, отбрасываемая липовыми деревьями растущими посреди площади, становилась все слабее перед лицом знойного летнего полудня. С другой стороны, в нем содержался утешительный намек на приближающееся обеденное время.