Она встала, расправила плечи, прошлась взад и вперед по комнате, остановилась перед кондитером и очаровательно улыбнулась. Когда Доротея этого хотела, она умела быть очень обаятельной.
– Насколько я понимаю, вы умный человек, – сказала она. – И с вами можно говорить откровенно. Ведь так?
Рудольф задумался. А потом не очень уверенно кивнул.
– Так вот. Уважаемый господин Бенц. Вам нет нужды волноваться. Я поняла вас абсолютно правильно! Соперничество между Шоколадным и Вафельным берегами имеет вековые корни и вековые традиции, не мне о них судить. Но дело в том…
Доротея прищурилась и поверх головы Рудольфа посмотрела в окно.
– Но дело заключается вовсе не в вафлях или шоколаде. Дело в другом. Наша жизнь с каждым годом становится всё более благополучной и комфортной. Медицина, образование, пособия, социальная защита… Нам больше не нужно бороться за выживание, не нужно добывать хлеб насущный в каждодневной борьбе. Красивые дома, безопасные улицы, вкусная еда, хорошо организованные развлечения… Мы успокоились и расслабились. И наша молодежь поэтому растет изнеженной и нежизнеспособной. Компьютеры и телевизор. Курорты и клубы. Брендовые вещи и глянцевые журналы. Теннис и гольф… А между тем волна хаоса и дикости готова нахлынуть на нас с Востока и Юга. Сотни миллионов полуголодных, нищих, готовых на всё людей с завистью и злобой смотрят на нашу цивилизацию. Они тоже хотят жить сыто и беззаботно, им нечего терять, и в своем стремлении овладеть нашими благами они не остановятся ни перед чем! И что, скажите, мы можем противопоставить их ярости? Что?
Доротея вопросительно посмотрела на Рудольфа. Тот сидел не шевелясь и не знал, что ответить.
– Ничего! – сама себе ответила учительница. – Ровным счетом ничего! Мы бессильны перед их волей. И не хотим этого понимать! Мы закрываем глаза на современные реалии и, как страусы, прячем головы в песок! Живем в тихих полусонных городках, пьем чай в уютных гостиных, слушаем классическую музыку, учимся танцевать румбу и вальс. Нет никакой надежды, что мы одумаемся и решительно переменим нашу жизнь. А значит, наших детей ждут тяжелые, очень тяжелые времена. И свою задачу я вижу в том, чтобы подготовить детей к этому. Научить их быть жесткими, решительными, непреклонными – иначе им несдобровать! Вы меня понимаете, господин Бенц?
Доротея твердо и многозначительно смотрела в глаза кондитеру – как будто вкладывая в его сознание то, что не могла или не хотела сказать словами. И от этого взгляда у неглупого насмешливого Рудольфа мурашки побежали по спине.
Он смотрел на учительницу и удивлялся, как многого не разглядел в ней в ту первую воскресную встречу в кондитерской.
Перед ним стояла женщина острого ума, решительная, проницательная, отлично понимающая людей. А главное – женщина дьявольской целеустремленности и воли.
Большинство людей на земле живут, не особенно задумываясь над тем, что они делают и зачем это нужно. Они едят, пьют, встречаются с друзьями, гуляют по улицам, ездят на пикники, влюбляются, женятся и заводят детей… Доротея же была из тех, кто живет ради одной-единственной цели, думает только о ней, ценит только те дни и минуты, которые приближают к ее достижению.
– Так что не беспокойтесь, господин кондитер, – сказала она. – Я совершенно правильно поняла ваши слова!
Рудольф пошевелился:
– Но я всё-таки хотел уточнить. Дело в том, что мы с шоколадниками… Я хотел бы пояснить это еще раз…
– Не стоит, – мягко, но решительно остановила его Доротея.
– Но я…
– Не нужно.
Через голову Рудольфа Доротея красноречиво посмотрела на часы, висящие на стене.
Рудольф спохватился, тоже поднялся на ноги и надел шляпу.
– Всего хорошего, господин Бенц.
– Всего хорошего, госпожа учительница.
Не так, совсем не так представлял кондитер этот их разговор.
18. На Старом мосту
Жюли отчаянно спешила на Шоколадный берег.
Она сильно опаздывала. Жан-Жак ждал ее в парке уже полчаса и успел прислать две эсэмэски, в которых спрашивал, где она и что с ней случилось.
С ней, конечно, ничего не случилось. Просто она никак не могла выбрать, что надеть. Поначалу надела короткую кожаную юбку – в ней она выглядела по-настоящему шикарно. Подобрала всё остальное – туфли с пряжками, свитер, тени на глаза и темную помаду. Но в последний момент сообразила, что Жан-Жак наверняка потащит ее на аттракционы, на разные там американские горки, карусели, шесты – в короткой юбке будешь всё время думать не о том. Жюли скинула юбку и натянула джинсы – пришлось надевать кроссовки и подбирать всё заново: и свитер, и сережки, и помаду. Короче говоря, Жюли опаздывала и очень торопилась.
Ноги сами собой были готовы пуститься бегом, но Жюли сдерживала себя – не хватает еще прийти на встречу с Жан-Жаком взмыленной. Стараясь держаться в тени деревьев, она прошла по бульвару к площади Старого моста. Обходить площадь не стала, а перебежала ее наискосок, чуть не попав под колеса туристического автобуса, затем перепрыгнула через гранитный бордюрный камень и повернула к мосту.