Рецепт одной войны

Что это он? Ах, ну да! Жюли и прежде замечала, скорее чувствовала, что Курт к ней неровно дышит. А скорее так: он в нее по уши влюблен! Да-да! Это было ясно как день.

– А ты здесь типа главный? – спросила Жюли.

– Вроде того. Я – старший наряда.

– И ты решаешь, кого пускать, а кого – нет?

– Ну, в общем, да, – Курт еще больше смутился.

– Круто! – одобрила Жюли. Что тут непонятного? Он – старший и всё здесь решает.

В последнее время глаза Жюли постоянно светились особенным радостным светом. А теперь в них горел еще и неподдельный интерес к Курту и к тому, чем он по жизни занимается.

– А вы уже нашли тех, кто сжег флаг на башне? – спросила она.

– Нет еще. Но обязательно найдем!

– Флаг, наверное, старинный. И дорогой…

– Старинный. И дорогой. Но дело не в этом. Дело в том, что шоколадники нас постоянно провоцируют. Они ищут конфликта. Хотят войны. И они ее получат!

Жюли вспомнила, каким самоуверенным и упрямым иногда бывает лицо Жан-Жака, и ей потребовались все силы для того, чтобы не расхохотаться.

– И правильно! – с чувством сказала она. – Нельзя давать им поблажек!

Ай, Жюли, ай, артистка! И откуда что берется?

Курт несмело и с надеждой заглянул в глаза Жюли. Она в самом деле так считает? Он впервые видел лицо Жюли так близко, и вблизи оно было еще удивительнее, чем он мог себе представить: еще живее, еще заразительнее, еще красивее.

А Жюли думала о том, что вблизи он, оказывается, очень симпатичный, этот Курт. Мужественный и стойкий. В глазах – будто барашки стального цвета. И смущается так мило – смущается, тут же сердится на себя за это смущение и ничего не может с собой поделать.

Курт в самом деле пребывал в сильном волнении, если не сказать, в смятении. Раньше он думал, что никогда не сможет заговорить с Жюли. Иногда он пытался представить себе этот разговор, но у него ничего не получалось: любые слова застревали в горле, от одной только мысли, что она смотрит на него, пересыхало во рту и холодело под ложечкой. А всё оказалось совсем не страшно. И вблизи Жюли – совсем не такая, какой кажется издали.

Ее глаза – совсем рядом… Они, казалось, видели его насквозь. Видели его смущение – почти страх. Догадывались, что кровь прилила к голове, сердце колотится в ушах, а ладони предательски похолодели… Но вместо того, чтобы смеяться над ним с презрением или жалостью, Жюли смотрела на Курта с интересом, даже с дружелюбием. Она как будто подбадривала: не волнуйся, ты молодец, и всё будет хорошо.

Между ними явно устанавливалось взаимопонимание. Ведь как возникает симпатия между людьми? Главное произносится совсем не словами. А взглядами, улыбками, молчаливыми вопросами и ответами из глаз в глаза…

И Курту вдруг захотелось всё-всё рассказать Жюли. Про родителей, про учителей, про всю свою жизнь. Про надежды и разочарования. Про мечты и реальность. Про пиво, футбол и продавленный отцовский диван… Про мамины сериалы…

А главное – о том, что он сам только недавно понял и что сделало его счастливым. О Доротее и ее словах. О том, как хорошо идти в ногу с товарищами, локоть к локтю, плечо к плечу… О том, как это здорово – чувствовать ответственность за друзей: если бы Жюли сама попробовала, ей бы тоже понравилось. И о том, как нужны в отряде именно такие люди – живые, энергичные, увлеченные.

Ему почему-то казалось, что она, именно она сможет понять его, как никто другой. Понять не то, что лежит на поверхности, а самую суть. То, что так трудно выразить словами. Тем более в случайном разговоре, здесь, на мосту.

Но вместо всего этого Курт сказал:

– Мы вообще хотим ввести в городе чрезвычайное положение.

– Кто это мы?

– Совет Воинов Железного Кулака. Чтобы ночью по улицам ходили патрули. И останавливали всех подозрительных – и детей, и взрослых.

Ах, ну да, да! Воины Железного Кулака! Жюли, кажется, слышала, что эти мальчишки так себя называют.

Когда-то она тоже играла в войну вместе с другими ребятами. И совсем недавно, год или два назад, и сама бы поддалась очарованию военной романтики. Но теперь, когда в ее жизни был Жан-Жак и всё, что с ним связано… Теперь всё это, конечно, казалось детской игрой, смешной и наивной.

– Но ведь это незаконно – останавливать кого-то, проверять, – сказала Жюли. Сказала как будто с опаской. Как будто одобряла их смелое решение, но боялась за успех их предприятия. – Разве вы имеете право запрещать кому-либо ходить на ту сторону?

– А мы и не запрещаем, – сказал Курт. – Мы разъясняем. Предупреждаем, советуем.

Он кивнул туда, где скрылась малышня, которую наряд не пустил на мост.

– Понятно! – сказала Жюли. – А меня на ту сторону пустишь?

Курт переступил с ноги на ногу.

Вы замечали, как бывает: не успеешь проговорить с человеком и пяти минут, а уже чувствуешь – он свой. Такой же, как ты, и ему можно доверять.

– А тебе действительно туда надо? – Курт укоризненно взглянул на Жюли.

– Да!

– Очень?

– Очень!

Курт сомневался.

– Зачем?

Жюли попыталась придумать что-нибудь убедительное, но с ходу не смогла.

– Я не могу тебе этого сказать, – искренне глядя ему в глаза, призналась она.