Рецепт тумана со специями

– Это тебе, – Невилл сунул лакею монету, – а это письмо передай тете Пэнси… то есть, миссис Олридж – вдруг она нас все же захочет увидеть.

Лакей с сожалением взглянул на монету.

– Хозяйка и вправду сильно нездорова, сэр – доверительно произнес он, понизив голос, – у нее доктор – вы бы лучше в другой день…

– Сожалею, – вздохнул Невилл, пряча письмо во внутренний карман.

– Сэр, ваши деньги, – заикнулся было лакей с монетой на ладони.

– Оставь себе, – на ходу бросил Невилл, помогая Агнес спуститься по лестнице.

– Какая жалость, – вздохнула Агнес, – а я-то так надеялась, что опросив прислугу, мы что-нибудь узнаем!

– Не переживайте, – успокоил ее Невилл. – Что мы, в сущности, могли узнать? Что Миссис Виллоуби и мистер Ларкинс были знакомы? Мы и так это знаем.

– Но, может, они уединились, чтобы поговорить…

– Без сомнения.

– И кто-то из слуг подслушал их разговор…

– А вот это вряд ли. На таком приеме слуги вертятся как белки в колесе, и подслушивать им просто некогда – у них каждая секунда на счету. Допустим даже, что кто-то из них видел, как эти двое шептались в оранжерее – но содержание разговора все равно нам узнать не суждено…

– Куда теперь? – осведомилась Агнес.

– А куда бы вы пошли сами?

– Начинать надо с места преступления, – решительно заявила Агнес. – Я выспросила адрес у Джеймса Ларкинса, так что вперед.

ЧАСТЬ 5. Портрет дамы, найденный в старой кухне

– Да что там говорить, мистер, не знаю я ничего. Я кухарка, сижу на кухне, что я знаю? Я и входящих-то в дом не вижу…

Так бормотала грузная пожилая служанка с отечным, измученным лицом, открывшая им двери довольно-таки обшарпанного дома, в котором окончил свой жизненный путь мистер Ларкинс.

Вид шестипенсовика на нее впечатления не произвел. Покосившись на него долю секунды, она запричитала со слезой в голосе:

– Убили хозяина моего, а уж я ему всю жизнь верно служила, думала – старость встречу при нем, в тепле и покое, он меня оставить обещал… а теперь вот – убили его, а куда мне идти, когда отсюда погонят?

Она всхлипнула и безнадежно махнула рукой.

Взгляд, который, все же, на секунду задержался на монете, Невилл оценил правильно, и полусоверен заставил служанку немного изменить линию поведения. Монету она взяла, и пробормотала, потупившись:

– Ну уж, входите в дом, что на улице стоять.

Ведя Невилла по коридору, она продолжала бормотать:

– Полиция все комнаты опечатала, а нам позволили остаться – вдруг по завещанию окажется, что старых слуг велят оставить? Только кухню нам и оставили, вот как…

– Вы и живете в кухне? – осведомился Невилл, проходя с Агнес в просторную кухню. И осмотрелся по сторонам.

Кухня была как кухня, хотя очень запущенная. Стены и потолок закопченные, занавески не мешало бы постирать. Сколько лет этой посудной вешалке из грубых досок, на которой висят сковородки, ножи и топорик для мяса? Лет двести?

– Ну да, а где еще нам жить? У нас тут с Мэгги и кровати, и все на свете. Мэгги, поставь чайник, вдруг господа чаю захотят.

– Верная мысль, – согласился Невилл, – Мэгги, вы кто – горничная?

– Да, сэр, – прошептала хорошенькая пышноволосая девушка с ямочками на щечках. Всем бы хороша, отметил Невилл, только уж больно бледная.

Агнес, меж тем, оглядывалась по сторонам. Не очень-то тут заботились о прислуге! Отдельной комнаты для служанок нет, две койки прямо в кухне, покрыты тощими старыми одеяльцами. На сломанной тумбочке возле одной из них Агнес заметила фото в дешевой рамочке, и присмотрелась.

На фото была изображена дама в дорогом красивом платье, вышедшем из моды лет двадцать назад. Дорогая отделка, бахрома, кружево – оригинальный, изысканный фасон… Странно, что платье плохо на ней сидит: такие сложности с отделкой, а подогнать по фигуре его не удосужились. На шее – ожерелье с фермуаром в виде камеи, и на руке – браслет из трех рядов бусинок, также закрепленных камеей. Как странно! что портрет разнаряженной дамы делает на тумбочке возле кровати горничной? Может, это ее какая-то богатая покровительница?

Левая половина фото была, очевидно, обрезана – но ясно было, что снимок был когда-то двойным, и рядом с дамой стоял мужчина, но потом его обрезали, а почему – можно только догадаться.

Внизу, красивыми виньетками было написано: «Фотоателье Луи-Дезире Бланкар», и дата.

– Простите, можно взглянуть? Чье это фото?

– Это мое, мэм, – отозвалась молодая девушка. – Это моя мама.

– Вот как?! А кстати, – Агнес пригляделась, – вы на нее похожи!

Сходство и впрямь было заметно: круглое личико, пухлые губки, привздернутый носик… Если бы фотография не была пожелтевшей от старости, можно было бы решить, что запечатлена на ней сама Мэгги.

– Да, немного сходства есть. Но я ничего о ней не знаю, – предвосхищая вопрос Агнес, отвечала она, – я выросла в сиротском приюте. Однако, когда меня из него выпустили, мне вместе с документами отдали это фото: там, на обороте написано, что это моя мать.

Она вздохнула.

– Я бы хотела хоть что-то о ней узнать – вдруг у нее изменились обстоятельства, и она меня ищет…