Значительный вклад в марокканскую стабильность вносит и намного более высокая, чем в арабских республиках, легитимность верховной власти. Как и в Иордании, в Марокко правят потомки пророка Мухаммада (шерифы
). Однако трансиорданская (ныне иорданская) монархия была создана только в 1921 г. путем предоставления британскими властями учрежденного в Аммане престола пришельцу из Хиджаза Абдаллаху ибн Хусейну аль-Хашими. В Марокко же шерифский опыт правления насчитывает века. Первая шерифская династия Идрисидов управляла этой страной, точнее, ее северной частью, в 788–974 гг. На излете средневековья к власти пришли шерифы-Са'адиды (1511–1659 гг.), параллельно с последними из них в 1631 г. начали свое правление шерифы – Алауиты, правящие в Марокко по сей день. Король Марокко, по конституции являющийся «повелителем правоверных», представляет собой высший морально-духовный авторитет для своих подданных, и попытки умалить достоинства монарха в этой сфере не приведут к успеху ни одну оппозиционную силу. В то же время традиция марокканского правительства (махзена) веками строилась – при относительной слабости военной мощи государства – на искусном закулисном руководстве городскими элитами и крупными племенными союзами, а также на маневрировании между западными державами. Здесь король представляет собой своего рода «брокера на бирже интересов», повсеместно признанного третейского арбитра, наделенного божественной благодатью (баракой). Эти архаические черты марокканской монархии и сегодня сообщают политической системе Марокко высокую прочность и гибкость. К тому же в современной марокканской монархии патернализм королевской власти снабжен развитыми парламентскими институтами и вполне реальной многопартийностью, которая отсутствовала почти во всех арабских республиках. Как в Тунисе, так и в Египте властная монополия правящих партий, соответственно Демократического конституционного объединения (ДКО) и Национально-демократической партии (НДП), лишь слегка прикрывалась наличием легальных оппозиционных партий, совокупно не набиравших на парламентских выборах и 20–25 % голосов. Результаты выборов 2002-м и 2007 г. в марокканский парламент, напротив, показывают расслоение симпатий избирателей и демонстрируют признаки сложной политической игры королевского махзена как со старыми националистически-почвенническими партиями (Истикляль), так и с левыми силами (Социалистический союз народных сил) и умеренными исламистами (Партия справедливости и развития). Существование же «единственной правящей партии» запрещено в особой статье конституции страны. Таким образом, у власти в Марокко стоит высоколегитимная клановая сила (более могущественная, чем свергнутые олигархические «клан Мубарака» в Египте и «клан Бен Али – Трабелси» в Тунисе). Эта сила способна поделиться властью и ресурсами с теми, кто ей необходим, имея своеобразный «громоотвод» общественного разочарования – подчиненное дворцу правительство, которое служит объектом общественной критики, в отличие от священной королевской персоны. Подобная конфигурация власти имеет важное значение с учетом высказанных Мухаммадом VI в июне 2011 г. предложений о передаче ряда его традиционных полномочий марокканскому парламенту и правительству. Неприкосновенность же личности ряда арабских президентов, равно как и их авторитет у населения, как показали недавние события, оказались отнюдь не безупречны.Стабильность марокканской монархи позволяет лучше понять непосредственные причины «арабских революций». Представляется, что главной из них явилась идейно-политическая дряхлость и тупиковый характер идеологических усилий египетского, тунисского и йеменского режимов, оказавшихся за многие годы неспособными решить текущие проблемы в своих странах или представить населению «образ будущего». Ни Хосни Мубарак, ни Зин аль-Абидин бен Али, ни Абдаллах Салех не решились на проведение стратегических реформ в экономической и политической сфере, породив за долгие годы пребывания у власти в своих странах своеобразный аналог «брежневского застоя» в СССР. Преклонный возраст этих лидеров, отсутствие внятных перспектив развития и публично объявленные планы передачи власти родственникам вызвали в Египте, Тунисе и Йемене не столько действительный социальный взрыв, сколько кратковременную, но бурную разрядку общественного напряжения (особенно у молодежи), приведшую к смене власти. Причины событий в каждой из этих стран специфичны. Сравнительно модернизированные Египет и Тунис нельзя сопоставлять с архаичным Йеменом. К тому же на общественно-политическую обстановку в Йемене оказывает сильнейшее влияние традиционная конкуренция племенных и городских элит севера и юга страны, что не раз выражалось в попытках сецессии юга. Сейчас Йемен стоит на пороге гражданской войны.