Ретт Батлер

— Я так рад, что я здесь, маман. Можно мне остаться с тобой?

— Но, Тэз…

— Я пробрался сквозь линии федералов, прямо под носом у часовых. Один из них чуть не наступил на меня! Если бы так случилось, не знаю, что бы я делал! Я не привез никакой еды, мне нечего было есть, я голодал, маман. А потом повстречался с какими-то гуртовщиками, которые везли скот в Монтгомери, и они угостили меня кукурузными лепешками. А уже на железной дороге полицейские не пускали меня в поезд. И солдаты тайком провели меня в вагон.

Сын бросился в объятия матери.

— Бог знает, как я скучала по тебе, мой дорогой.

Минетта открыла бар.

— Минни! Он называет меня Минни! Если уж меня окрестили именем Минетта в церкви, то пусть и Капитан Длинный Нос потрудится произнести!

Красотка нежно откинула волосы со лба сына.

— Минетта, пожалуйста, давай потом.

— Элоиза вообще не хочет спускаться, когда этот чело-век приходит.

— Да, Минетта. После, прощу тебя.

— Капитан, вот ваш французский бренди!

Минетта плюнула в стакан, прежде чем наполнить его, и вышла.

Мать и сын обнимались, разговаривали и снова сжимали друг друга в объятиях. Чуть позже Лайза принесла на подносе суп с хлебом. Тэз ел на туалетном столике матери, среди помад и снадобий.

— Лайза просто чудо, правда, мама? — сказал он с набитым ртом.

— Супруга бедной девочки убили на войне. Они провели вместе только один день. Только один! Когда она оказалась на пороге нашего дома, я впустила ее.

Красотка постелила на пол рядом с кроватью одеяла и, после того как мальчик заснул, поцеловала его в лоб и погасила лампу.

На следующее утро Тэз, возвращаясь из уборной, заметил, что из кухонной трубы поднимается дым. Лайза отскочила от плиты, которую топила.

— Как ты меня напугал! Не привыкла, что здесь кто-то рано встает.

— Я выспался, — сказал Тэз. — Мы в Нью-Орлеане вообще почти не спали.

Она подняла бровь.

— Как так?

— Там днем и ночью жизнь кипит, — Он потер нос.—

В Атланте столько дыма!.. Как вы терпите?

— Сам скоро привыкнешь.

— Маман сказала, что ты вдова.

— Да, пристрелили моего Билла.

— А я никогда не был женат, — сказал Тэз.

— Конечно, ты же еще ребенок.

Тэз выпрямился.

— Мы в Нью-Орлеане говорим: «L'heure coq cante, il bon pour marie!» — И любезно перевел: — «Когда петух закричит, он уже готов к женитьбе!»

— Ты говоришь забавно, — заметила Лайза, — Расскажи еще что-нибудь.

Тэз на французском сказал девушке, какие у нее красивые глаза, и она покраснела, потому что и французский язык не может скрыть чувства.

Тэз добавил:

— Ты, наверное, слышала, что я незаконнорожденный.

— Вряд ли я когда-либо встречала незаконнорожденного.

— Ну, теперь встретила, и что ты думаешь?

— Да вот, думаю, овсяную кашу приготовила, ты, может, захочешь.

Позже Тэз познакомился с девушками: Элен — у нее были волосы, длиннее которых ему не приходилось видеть, Элоизой — с сонными от опия глазами.

Макбет, у которого все костяшки пальцев были разбиты, расплющены от драк, вырос в Атланте.

— Я городской негр, — говорил Макбет, — И косынок не ношу. У меня на голове — шляпа.

Тэз справился у него о капитане Батлере.

— Да он приходит и уходит, — ответил Макбет.

— А капитан Батлер спит здесь? В доме?

— Ты имеешь в виду, спит ли он с твоей мамочкой? — спросил негр без обиняков.

Тэз сжал кулаки, но Макбет не отводил глаз, пока мальчика не отпустило. Тэз с отсутствующим видом принялся что-то насвистывать.

— Ты кого-нибудь убивал? — спросил он.

— Только негров, — ответил Макбет.

Защелкнув за собой дверь в комнату Ретта, Тэз принюхался. Спертый запах дыма и пыли. Так вот какой кабинет у его отца. Пока полицейский не проболтался, Тэз и не подозревал об этом. Когда он спрашивал у Красотки об отце, она всегда отвечала:

— Придет время, и ты все узнаешь.

Теперь время пришло, он вырос.

Ничего примечательного в комнате не было: письменный стол, массивный железный сейф, кушетка орехового дерева, два основательных кресла и дубовый платяной шкаф. Два окна выходили на улицу, где Макбет выгребал окурки с цветочных клумб. А противоположные два смотрели на конюшню, за ней виднелось заросшее сорняками пастбище, оканчивающееся зеленой опушкой болотной травы на берегу мутной речушки.

Тэз, покрутив диск, подергал медную ручку, но сейф не открывался.

Красотка не раз рассказывала ему, как познакомилась с Реттом.

— Если бы я в тот день не шла мимо гостиницы «Сент-Луис», Тэз, голубчик, все обернулось бы для меня очень плохо. У меня не было ни монетки, ни единого десятицентовика. Я бы могла отказаться от тебя. И вот, милый, я увидела рядом с гостиницей разряженных франтов и подумала, что они пожалеют меня и смогут хоть что-нибудь выкроить.

Я забыла о гордости. Она пропадает, когда ты нищий. В общем, сначала я не признала Ретта, а он меня сразу узнал. И позаботился обо мне. Обо мне и о моем любимом мальчике.

Костюмы и накрахмаленные рубашки висели в дубовом шкафу над двумя парами стоявших на подставках сапог для верховой езды. В ящиках стола ничего не было, кроме перьев, чернил, писчей бумаги и «Американских записок» Диккенса.