Ревизор 2.0

Расстались они только в седьмом часу вечера, причём Мухина пообещала заскочить завтра примерно в это же время, отчего Копытман преисполнился настоящей мужской гордости: однако ж, сумел понравиться барышне! Трезво мыслящий Пётр Иванович отнюдь не считал себя мачо, а потому предположил, что у Лизаветы настолько ограничен круг общения, что столичный инспектор – с виду отнюдь не Аполлон – вызвал у неё столь бурные эмоции. А может, судейская дочь преследует чисто корыстные интересы? Выскочить замуж за коллежского асессора из Петербурга – неплохая перспектива. Тем более свободного в плане супружеских уз. А уж как охмурить – этим мастерством практически любая женщина владеет в совершенстве.

«А с другой стороны, что плохого в том, если девица и в самом деле мечтает захомутать заезжую особу? – думал Копытман. – Это вполне объяснимое желание перебраться из провинции в столицу, а тут подвернулся приличного звания чиновник, ещё не старый, в постели аки жеребец… Ну, или почти жеребец. Нынче же многие выходят замуж или женятся не по любви, а по необходимости, и женихов или невест им выбирают, случается, родители. Понятно, анахронизм, причём дичайший, но сейчас это считается в порядке вещей. Так что ничему, Пётр Иванович, не удивляйтесь, тем более у вас вроде неплохо получается вживаться в окружающую среду. Другой вопрос, если дело и впрямь дойдёт до свадьбы. Нет, жениться на Лизавете я не против, девица симпатичная. Вот только куда я её повезу? В Петербурге у меня ни жилья в нынешнем времени нет, ни чина. Так что жениться тебе, голубчик, пока рановато. Нужно сначала как-то обустроиться, а что касаемо плотских утех, то тут главное, чтобы твоя любовница не залетела. Без средств предохранения это проблематично, но вроде бы я старался не допустить ошибки. Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест, будем верить в лучшее».

Успокоив себя таким образом, инспектор спустился и хорошенько поужинал за счёт, который, по идее, всё ещё оплачивала Елизавета Кузьминична. Вернувшись в нумер и отдав бельё в стирку всё той же Дуньке, снова улёгся спать. Хоть и выспался днём неплохо, а все же почти три часа в объятиях Лизоньки его порядком утомили.

А утром после завтрака Копытман отправил совсем юного Афанасия, который обслуживал постояльцев вместо убегшего Селифана, по адресу, указанному в записке Огоньковым, с просьбой явиться к нему на постоялый двор к четырнадцати часам дня студента Родиона Игнатьевича Нехлюдова для приватной беседы. На более поздний срок Копытман не загадывал, ожидая обещанный визит судейской дочки. Студент мог, конечно, плюнуть на неофициальное приглашение, но сам Пётр Иванович на его месте хоть ради интереса выполнил бы просьбу столичного инспектора.

Ожидания его не подвели, в назначенный срок, даже с пятиминутным опережением, студент прибыл к постоялому двору и постучался в нумер Копытмана. Это был нервный тип с тёмными, сальными волосами до плеч и маленькой бородкой, напомнив Петру Ивановичу классический персонаж из какого-то старого советского фильма.

– Нехлюдов Родион Игнатьевич?

Студент тряхнул гривой, с которой на плечи осыпалась порция перхоти.

– Что вам угодно, сударь? – вскинув подбородок, спросил гость срывающимся голосом.

На этот раз Пётр Иванович подготовился – попросил у Афанасия по возвращении его с задания в свою комнату ещё один стул. Предложив Нехлюдову сесть, сам сел напротив, не сводя со студента строгого взгляда. Тот какое-то время пытался не отводить глаз, но в итоге всё же сдался, отчего побледнел, и на его худых щеках заходили желваки.

– Что же это вы, Родион Игнатьевич, некрасиво себя ведёте?

– В чём вы меня обвиняете?! – вскинулся студент.

– Да вы не волнуйтесь, в пытошную вас пока никто не ведёт. Просто поговорить пригласил, по душам, так сказать.

Нехлюдов презрительно дёрнул бровью.

«Словно манерная кокетка, – неприязненно подумал Копытман. – Сразу всё воспринимает в штыки. Эх, молодость, это знакомое когда-то и мне, только в более сдержанных масштабах ощущение противоречия, когда чувства жаждут революционных изменений, а ум совершенно не думает о том, что за этим последует».

– Родион Игнатьевич, до меня дошли слухи о ваших смелых высказываниях. Правда, что вы ратуете за отмену крепостного права, самодержавия и утверждаете, что Бога нет?

Кадык на цыплячьей шее Нехлюдова несколько раз дёрнулся, а из его рта раздалось невнятное сипение.

– Что? Не слышу, говорите громче. Вам же хватило смелости рассуждать об этом в кругу своих знакомых, зная, что никто из них вас не сдаст, хотя на самом деле получилось по-другому. Почему же не хотите и мне рассказать о ваших мировоззрениях? Может, я проникнусь и тоже, чего доброго, вступлю в ряды вашей партии. Как она называется? «Смерть монархии»? «Народная воля»? Или «Дадим Богу по сусалам?» Что же вы молчите, господин студент? Где всё ваше хвалёное бесстрашие?

– Вы не смеете мне угрожать! – срывающимся голосом выкрикнул Нехлюдов.