Тут как раз из дверей выглянул пузатый купчина с золотой цепочкой на брюхе, судя по всему, давний знакомый Мухина.
– Я вам скажу, Кузьма Аникеевич, что заливная осетрина с перепелиными яйцами очень даже неплоха, – заявил он, вытирая платком спрятанные в густой бороде жирные губы.
– А вот извольте, Алексей Нифонтович, представить вам гостя из столицы, чиновника VIII класса Петра Ивановича Копытина.
Оба раскланялись, после чего выяснилось, что купец 1-й гильдии Алексей Нифонтович Кутьин владеет суконной фабрикой, тремя аптеками и целой речной флотилией на Волге, обеспечивавшими ему ежегодный доход в среднем 35 тысяч рублей серебром. Фабрика и баржи купцу достались после смерти батюшки, а он за последние семь лет, взявшись за дело, ещё приумножил состояние, вдобавок занявшись и аптекарским делом.
– В аптеку я уже заходил, там достаточно прилично, а вот на суконной фабрике ещё не бывал, – как бы между прочим заметил Копытман. – Да и вашу флотилию посмотрел бы с удовольствием.
– За чем же дело стало, приходите, сударь, милости просим, – простодушно ответил Кутьин. – Хоть завтра и приходите. Мне скрывать нечего, у нас всё по правде.
– А пожалуй что и приду. В котором часу изволите принять на фабрике? Или сначала на пристани?
Договорились на одиннадцать часов, начнут с пристани, где с утра баржи будут грузиться зерном, потом поедут на фабрику, там и отобедают. Купец пообещал прислать за инспектором экипаж.
Празднество продолжилось. Пётр Иванович сегодня оказался у женского пола нарасхват, больше одного тура с Лизонькой ему не позволили, так что он перевальсировал едва ли не со всеми приглашёнными на бал дамами, включая обеих дочерей городничего. Его заставили исполнить под гитару и несколько романсов, а затем Копытман рассказал парочку более-менее приличных анекдотов о поручике Ржевском.
К концу вечера наш герой чувствовал себя весьма утомлённым. Но всё же каким-то чудом ему удалось выкроить время, чтобы уединиться с Елизаветой Кузьминичной во дворе, заняв свободную беседку возле раскидистой яблони. Яблоки как раз входили в самый сок, и, пока Копытман и Мухина миловались при свете луны, на крышу беседки несколько раз со стуком падали плоды и скатывались в скошенную траву. Правда, до чего-то более серьёзного, кроме вздохов и поцелуев, на этот раз дело не дошло, слишком уж было рискованно и не к месту. Но Лизонька, немного смутившись, предложила в ближайшее воскресенье уединиться на одном из волжских островков вблизи N-ска.
– Бакенщик Лука Фомич – мой хороший знакомый, приходится моей матушке родственником, – сказала девушка. – Он нас и отвезёт на остров, где мы сможем устроить пикник. Давайте договоримся, что встретимся у бакенщика. А папеньке я скажу, что проведу день у подруги, я её тоже подговорю на случай, если он попробует устроить ей допрос.
Выяснив, как найти этого бакенщика и во сколько они встретятся, Пётр Иванович ещё раз запечатлел томный поцелуй на устах девицы, после чего они, счастливые, вернулись в дом. Возвращались поодиночке, через тот же чёрный ход, которым и ускользнули с бала.
– Ах, Пётр Иванович, куда же вы исчезли?! – подлетела к нему Татьяна Леопольдовна. – Мы вас уже обыскались. Извольте со мной ещё тур вальса.
А затем два лакея разносили по залу креманки с мороженым, и Копытман, ничтоже сумняшеся, ухватил сразу две. Очень уж понравилось ему это угощение в прошлый раз.
На постоялый двор он, сидя в предоставленной градоначальником коляске, возвращался в состоянии лёгкого подпития и в благодушном настроении. Мысли его парили в грядущем воскресении, когда он отплывёт с Лизонькой на островок, чтобы там, вполне вероятно, предаться греховному падению в объятиях обладательницы весьма изысканных форм.
– Спасибо, дружок, вот тебе медяк на водку, – великодушно сунул кучеру монетку Пётр Иванович.
Проводив взглядом растаявший в полуночной тьме экипаж, Копытман шагнул в ворота, и в этот момент ему на голову опустился конец толстой жердины. Удар злоумышленника был выверен, всё же Федот на разбойничьем поприще изрядно поднаторел, потому инспектор хоть и потерял сознание, но серьёзных увечий не получил.
Очнулся в каком-то тёмном помещении. Судя по запаху сырости, это был подвал, а руки его оказались крепко связаны за спиной. Он попытался принять сидячее положение, но голова закружилась, к горлу подкатила тошнота, и инспектор со стоном рухнул обратно на земляной пол.
«Не иначе, сотрясение, – подумал Копытман. – Что ж мне так везёт, второй раз за неделю по голове получаю. Правда, та неделя была почти на двести лет вперёд, но суть от этого не меняется».
Однако нужно что-то предпринимать. А лёжа на этом полу, можно не только простудиться, но и дождаться появления злыдней, которые, судя по всему, намерены не мораль ему читать, а… А что, собственно, они с ним сделают? Хотели бы прибить – так сразу и расправились бы, но зачем-то сюда, в подвал, затащили.
– Нет уж, братцы, – пробормотал пленник, пытаясь хоть что-то разглядеть в подвальном мраке, – Пётр Копытман идти на заклание не согласен.