Пётр Иванович горько вздохнул. Он не имел возможности облегчить участь бесправных крепостных купца Кутьина, что его весьма печалило. Против закона не попрёшь, а крепостное право давало помещикам полную свободу действий. Захочу – выпорю, захочу – вздёрну на суку. Достаточно вспомнить Салтычиху, умертвившую десятки крепостных, причём некоторых лично. Хорошо, на неё нашлась Екатерина, а если бы не прознали наверху? Так бы и творила беззакония.
Поездка на суконную фабрику подарила Петру Ивановичу новые впечатления. Здание постройки конца XVIII века из красного кирпича стояло возле одной из волжских проток и было видно издалека. Центральную его часть украшал десятиколонный грекодорический портик, объединяющий два этажа; примыкающие к нему боковые крылья были несколько ниже по высоте и отделаны традиционным для классического стиля рустом.
Уже на подъезде к фабрике чувствовался удушающий запах шерсти. Трудилось здесь более двухсот крепостных, частью ещё когда-то выкупленных по весям отцом нынешнего хозяина, после чего и их дети становились собственностью Кутьина, и так же шли преимущественно либо на фабрику, либо на баржи. А то и в бурлаки – в управлении Алексея Нифонтовича имелось сразу несколько бурлацких артелей. Фабрика считалась одной из крупнейших не только в губернии, но и во всём Поволжье. Она выпускала около 700 тысяч погонных метров сукна в год. Ткали тончайшее добротное сукно разнообразных оттенков: голубого, зелёного, алого…
– Сам князь Илларион Васильевич[14] имеет мундир из сукна, здесь выработанного, – самодовольно заметил Кутьин, провожая гостя по цехам. – Мы и для нужд армии сукно выпускаем.
– А какова смена? По сколько часов?
– С рассвета до заката, как обычно, с перерывом на трапезу. А пойдёмте, сударь, я вам трапезную покажу. Там как раз накрыть должны.
Столовая представляла собой вытянутое помещение с одним длинным столом посередине, за который могли сесть одновременно под сотню рабочих. То есть обедать приходилось в две смены. До начала трапезы оставалось ещё около часа, так что купцу и его гостю никто не мешал вкушать то, что, как говорится, Бог послал. Еда была простая, но сытная. Свежие и солёные овощи, варёные картофелины в топлёном масле, подогретое мясо, хлеб из собственной пекарни…
– И что, рабочие у вас так же питаются? – хрумкая огурцом, поинтересовался инспектор.
– Ну, ежели так эту прорву кормить, то в убыток работать будут. Кормим попроще, но в достатке, нам худой рабочий тоже не нужен. Полбы да репы варёной полные чаши кладём, и в кашу мяса добавляем али сала, как придётся.
– А много ли смертных случаев?
– Бывает, – с неохотой ответил Кутьин, но взгляда не отвёл. – Так ведь по своей же неосторожности зачастую страдают. Вот третьего дня только бабе в станке руку защемило, до локтя в месиво, теперь уж какая из неё работница…
– Надобно проводить инструктаж по технике безопасности, – нахмурился Копытман.
– Чевой-то?
– Инструктаж, говорю, проводить надо, чтобы знали, куда можно руки совать, а куда не следует.
– Ну это им мастера-то сразу показывают, а что ж поделаешь, ежели неловок человек или сдуру сунется куда не надо?! За всеми-то не уследишь.
– А выходные у рабочих бывают?
– Воскресенье законно, народ в церкву ходит. По праздникам православным тоже отдых даю.
– А отпуска не полагаются?
– Да какие ж крепостному отпуска, сударь?! Я уж не знаю, как там в столицах, а токмо мы придерживаемся исстари заведённого порядка. Провинился – ложись под розги, хорошо работаешь – на тебе пряник на красный день! А иначе, ваше высокоблагородие, звиняйте, но баловство получается.
– К вашему сведению, Алексей Нифонтович, в Петербурге всерьёз обсуждают отмену крепостного права. Вот ежели его отменят, что будете делать?
– Отменят? Да не может такого быть, шутите вы, верно, сударь! Как же без крепостных?!
– А вот представьте.
– Даже и представлять не хочу!
– А ведь так и будет, поверьте уж мне. И придётся вам нанимать рабочих, предоставлять им заработную плату, устраивать восьмичасовой рабочий день, отпуска… Ладно, не берите в голову, на ваш век крепостных хватит. Но варианты на всякий случай просчитайте.
Прежде чем покинуть вместе с хозяином суконную фабрику, Петру Ивановичу довелось стать свидетелем неприятной сцены. На его глазах мастер принялся стегать прутом парнишку лет десяти только за то, что тот по неосторожности выронил корзину с мокрым, только что прокрашенным сукном. Несчастный отрок даже не делал попытки убежать, лишь заслонял локтем лицо, потому что палач хлестал не разбирая, и попади в глаз, легко мог бы его выбить.
– А ну-ка, прекратите немедленно! – Пётр Иванович, возмущённый подобным зрелищем до глубины души, рванулся вперёд и одним движением вырвал прут у опешившего управляющего, преломив оружие наказания о колено. – Вы что себе позволяете?! Вы же ребёнка бьёте!
– Так ведь он же это… крепостной, – проблеял мастер. – И вообще сирота…