Собравшись с силами, он предпринял вторую попытку принять сидячее положение, и на сей раз это ему удалось. Выяснилось, что позади него влажная каменная кладка. Копытман живо представил ползающих в темноте пауков и мокриц и содрогнулся от отвращения. К подобного рода тварям он с детства питал отнюдь не самые нежные чувства, и их возможное присутствие рядом его сильно нервировало.
Впрочем, сейчас нужно было больше думать о спасении собственной жизни. Неизвестно, кто его оглушил и затащил в этот подвал, однако вряд ли он питал к инспектору дружеские намерения. Уж не Гусак ли со своей бандой постарался?
Кинжала на боку не оказалось, видно, снял злоумышленник. Может, получится чем-нибудь перепилить путы? Хотя бы острым обломком кирпича…
Но реализовать свой план он не успел, потому что дверь со скрипом отворилась и в подвал, сжимая в худой руке подсвечник с торчавшей из него и нещадно чадившей сальной свечой, вошёл сам Фёдор Тимофеевич. Его сопровождали двое. Один из них был Куприян, второй – угрюмый детина – был узнику незнаком. Куприян с усмешкой поигрывал кистенем на цепочке. Бывший хозяин постоялого двора уселся на табурет, передав подсвечник второму злодею.
– Что, ваше высокоблагородие, очнулись? – оскалился Гусак, отчего его лицо в игре света и теней приняло зловещее выражение. – У нашего Федота удар поставлен, лишнего не навредит, а сознания лишит как по заказу, хошь на час, а хошь на два.
Пётр Иванович молчал, ему было о чём подумать, поскольку положение своё он считал крайне незавидным.
– Что молчите? Небось, мысли нехорошие в голову лезут? И правильно лезут, потому как постоялого двора вы меня лишили, сударь, и нашу весёлую компанию раскрыли, так что теперь меня в розыск объявили по всей Российской империи. После такого благодарность моя к вам будет особого толка. Федот, ну-ка, займись.
Здоровяк в свою очередь передал подсвечник Куприяну, закатал рукава и одним рывком поставил Петра Ивановича на всё ещё нетвёрдые ноги. Затем коротким движением ударил в солнечное сплетение, и Копытман, охнув, кулем свалился на пол, ловя ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
– Ну, это так, руки размять, – усмехнулся Гусак. – Вы ещё, ваше высокоблагородие, не знаете, каков Федот в настоящем деле. Никто покудова не устоял, ежели ему надо было выпытать, где человек деньги прячет аль другую ценность какую. Ну так вас пытать смысла нет, всё одно взять нечего, и без того в долг живёте. Хоть потешиться, за обиду отомстить… Ладно, дадим небольшую отсрочку, пока посидите здесь, в холодке, заглянем к вам часика через два, тогда уж займёмся вами, сударь, так, что сами о смерти молить будете. И кстати, кричать бесполезно…
– Всё одно на всём этаже только пьяный кавалерийский капитан? – грустно хмыкнул инспектор.
– Шуткуйте-шуткуйте, ваше высокоблагородие, недолго вам осталось. Будете скоро с херувимами на том свете шутить.
Делегация покинула подвальное помещение, а Копытман остался наедине с собой. И мысли в его голове бродили невесёлые. Не иначе, эти сволочи ещё и поизмываться решили. Не просто прирезать его, но и заставить морально страдать в ожидании страшной кончины. Однако, будучи человеком действия, Пётр Иванович принялся выдумывать способы, как избавиться от пут. Острого осколка кирпича, как назло, нигде не нащупывалось. Тем временем глаза уже немного привыкли к темноте, и инспектор даже начал различать какие-то предметы. Кое-как поднявшись, он обследовал подвал и в углу обнаружил деревянный ящик, выстеленный соломой, а в нём… большую бутыль с пробкой. Выдернув её зубами, учуял характерный запах. Похоже, четверть самогона.
Ударил по ящику ногой, тот опрокинулся вместе с бутылью, послышался звон битого стекла, и помещение наполнилось запахом сивухи. Чудом не порезав пальцы, Копытман одним из осколков в течение нескольких минут перепилил крепкую пеньковую верёвку, каждое мгновение с ужасом ожидая появления своих мучителей. А тут ещё пальцы, которыми он держал стекляшку, от напряжения начало сводить, но в какой-то момент верёвка лопнула, и инспектор с облегчением принялся разминать затёкшие запястья.
Что же делать дальше? Как выбраться из подземного логова, ежели входная дверь надёжно заперта и окон нет? Сидеть и ждать прихода своих палачей? На это Пётр Иванович категорически был не согласен.
Отчаявшись в поисках выхода, он взял в руку отбитое горлышко бутылки и встал у двери, приготовившись защищаться до последнего. Решил, что первый, переступивший порог, получит удар «розочкой» в горло, а дальше как бог даст, хотя сам отнюдь не был уверен, что сможет свой замысел претворить в жизнь. За исключением событий последнего времени слишком уж спокойно протекала его жизнь, не требовавшая от Петра Ивановича проявления решительности и уж тем более храбрости.