Ревизор 2.0

Городничий рукопожатием не ограничился, ещё и приобнял Петра Ивановича. Следующее рукопожатие было от судьи, к нему присоединились и остальные присутствующие здесь мужчины. Кто-то из них пусть по возрасту и не попал на войну с французом, но многие участвовали в баталиях с персами, турками, воевали на Кавказе, где им приходилось проливать свою и чужую кровь, а также видеть гибель боевых товарищей. Муравьёв-Афинский от избытка чувств достал табакерку, забил в нос понюшку табаку и громко чихнул.

– Весьма, весьма душевно. – Это уже тряс его руку невысокий толстячок лет пятидесяти, чью залысину украшал игривый завиток, выполненный со всей возможной тщательностью и для закрепления смазанный бриолином. – Позвольте представиться – майор в отставке Яков Венедиктович Свидригайлов. Мне тоже по молодости довелось повоевать, ныне же провожу дни в глуши, в родовом имении в Хлопотовке, построенном ещё моим дедом. Лишь по случаю выбираясь в N-ск или в Самару.

– Как же, наслышан о ваших театральных победах, – польстил новому знакомцу Копытман.

– О, вы преувеличиваете, я всего лишь скромный поклонник Мельпомены, – смущённо зарумянился Свидригайлов. – Кстати, третьего дня крестины моей внучки Сонечки, сын и невестка как раз у нас гостят вместе с Софьей, крестить решили в нашей церкви. Поздравить приедут родственники, соседи, а также я пригласил госпожу Мухину, как свою партнёршу по сцене.

Далее последовал поцелуй ручки этой самой Мухиной.

– Обычно незамужних дам на такие предприятия не приглашают, но, считая Елизавету Кузьминичну своим другом, я осмелился сделать такое предложение, и она не отказала. А вы могли бы составить госпоже Мухиной компанию в этой экспедиции и тоже навестить мои пенаты, для меня и моих близких это стало бы честью. А вечером мы планируем дать спектакль «Стрелы Амура» с участием моих людей. Уверяю, вам понравится.

– Отчего бы и нет, с удовольствием развеюсь. Тем более в компании Елизаветы Кузьминичны, если она, конечно, не будет против.

Стоявшая рядом Лизонька не была против, более того, одарила Петра Ивановича многозначительным взглядом, не укрывшимся от вновь зардевшегося Свидригайлова.

– Господа! – воскликнул в этот момент кто-то, только что появившийся. – Идёмте же, там начался сбор пожертвований.

Враз загомонившая толпа дружно двинулась на выход, Пётр Иванович с Лизонькой под руку шли в числе последних.

– Сударь, вы своим выступлением сегодня произвели настоящий фурор, – восхищённо глядя на спутника, произнесла девушка. – Я знала, что вы талантливы, но чтобы настолько…

– Елизавета Кузьминична, право, вы заставляете меня краснеть. Кстати, всё хотел спросить, а на что мы, собственно говоря, жертвуем?

Из объяснений Мухиной выяснилось, что благотворительные взносы идут на постройку приюта для детей-сирот, коих в N-ске и окрестностях было с избытком. Правда, строительство тянулось уже лет семь или восемь, так как с меценатами возникали сложности, в итоге и было решено пожертвования от этого благотворительного бала направить на достройку приюта.

– Что ж, дело благое, – согласился Копытман.

В большой зале сновали лакеи с подносами, на которые гости бала выкладывали ассигнации разного достоинства. Пётр Иванович также совершил пожертвование и с чувством выполненного долга взял очередной бокал шампанского. Он собирался рассказать Лизе парочку пристойных анекдотов, когда вдруг рядом нарисовался Недопейвода. Инспектор с ходу определил, что репортёр слегка подшофе. Это ж сколько шампанского стервец вылакал?!

– Позвольте, Елизавета Кузьминична, припасть к вашей ручке. Я всё, знаете ли, был в делах, делая записи о сегодняшнем мероприятии, однако наконец улучил момент, чтобы засвидетельствовать вам своё почтение.

Выполнив ритуал целования благосклонно подставленной тыльной стороны ладони, Недопейвода с вызовом посмотрел на Копытмана:

– А вы, сударь, я вижу, неплохо освоились в нашем городе. Без каких-либо документов, свидетельствующих вашу личность, сумели втереться в доверие к высшим чинам N-ска. Мало того, уже и к Елизавете Кузьминичне подобрались, аки удав к беззащитной жертве.

– Осип Григорьевич, что вы себе позволяете?! – Мухина побледнела, а стоявшие поблизости зеваки тут же навострили уши.

– И в самом деле, последили бы вы, сударь, за своим языком, – нахмурился Копытман.

– А то что? Напишите письмо господину Бенкендорфу и он сошлёт меня на каторгу? А может, вы с ним и незнакомы вовсе, а так, лишь прикидываетесь большим столичным чиновником?

– Сударь, вы пьяны, – вновь попробовал осадить его Пётр Иванович.

– Я-то, может, и пьян, а вот вы, ваше высо-ко-бла-го-родие, – слегка заплетающимся языком всё-таки выговорил длинное слово Недопейвода, – или как вас там, вы самозванец и альфонс. А вы, сударыня, ведёте себя как профурсетка и блудница. С какой готовностью вы упали в объятия этого прохвоста!

– Что?! – одновременно выдохнули Лизонька и Пётр Иванович.

– Экий пердимонокль, – лаконично заметила подслеповато щурившаяся пожилая дама с лорнетом в руке.