Ревизор 2.0

«А ежели обратит, – думал Мухин, – то это очень пригодится в будущем. Не до смерти же сидеть в этом захолустном N-ске, может, успею до пенсии и в столицах обустроиться. Главное – чтобы запомнили, какой я хороший судья, а Копытин в этом поможет. Он уж, имея личное знакомство с самим Бенкендорфом, может и замолвить за меня словечко. Справной партией он будет для моей Лизаветы, к тому же коллежские асессоры на дороге не валяются».

Охваченный такого рода мыслями, Кузьма Аникеевич, сидя рядом с дочерью, мечтательно глядел на проплывающий мимо пейзаж городской окраины. Встреча императора намечалась у верстового столба, там уже виднелась толпа встречающих во главе с градоначальником, рядом с которым под ажурным зонтиком пряталась от солнца его вторая половина. Чуть поодаль стояли прыщавые дочери – Софья и Мария.

– Доброго здоровьишка, Антон Филиппович, целую вашу ручку, Татьяна Леопольдовна! – приветствовал городничего и его супругу судья. – Ждёте-с?

– Ждём-с, – вздохнул Муравьёв-Афинский, оттягивая указательным пальцем туго стянутый ворот. – Уже скоро час, как тут торчим. Вон, и каравай приготовили, – кивнул он в сторону, где с рушником в руках, с водружённым на него караваем хлеба, увенчанным красивой деревянной солонкой, топтался предводитель уездного дворянства.

Вольдемар Аверьянович так же страдал от жары, на лице его пролегли дорожки пота, а по причине занятых караваем рук он, в отличие от градоначальника, не имел возможности вытереться платком.

Лизонька буквально светилась в ожидании появления государя. А вот Петра Ивановича терзали думы совершенно иного толка. И нетрудно догадаться какого. Всё ж ещё только что он планировал во избежание очной встречи с Бенкендорфом и тем паче с царём унести из N-ска ноги, хоть и жалко было бросать невесту, однако несвоевременное вмешательство возлюбленной спутало ему все карты.

«Возможно, это знак судьбы, кто знает, вдруг Лизавета была послана мне Провидением. Правда, от встречи с их сиятельствами и величествами хорошего ждать не приходится. Обман будет раскрыт, в противном случае, если я сделаю вид, что Бенкендорф мне незнаком, судья заподозрит неладное. И прям падай в притворный обморок… Хотя отчего ж притворный, того и гляди в настоящий бухнусь».

Вглядевшись в толпу, инспектор заметил Недопейводу, который, встретившись с Копытманом взглядом, дёрнул плечом. А позади щелкопёра обнаружились знакомые сальные патлы, принадлежавшие студенту Нехлюдову.

«Этому-то что здесь нужно? Если он себя позиционирует противником царского режима, то с какой целью сюда заявился? Вряд ли затем, чтобы выразить почтение государю».

Взгляд у студента был какой-то воровато-отчаянный, он то и дело вытирал грязным платком потные лицо и шею и при этом постоянно ладонью поглаживал нечто, чуть выпирающее из-под сюртука.

От дальнейших размышлений инспектора отвлекла выскочившая неизвестно откуда помещица Лютикова.

– Ваше высокоблагородие, так как же с моим делом, а?! Что насчёт пенсии?!

– Вы всё о том же… Как вас, сударыня, по батюшке? – вполголоса поинтересовался Пётр Иванович.

– Акулина Гавриловна я, ваше высокоблагородие.

– Акулина Гавриловна, я направил ваше прошение в соответствующую инстанцию. Но, сами понимаете, быстро такие дела не делаются.

– Понимаю, отец родной, как же не понимать. А всё ж хочется надеяться, что дело моё получит одобрение и память супруга моего не посрамится.

– Ежели нарочный не обманул, то вскоре должны появиться, – меж тем проговорил Муравьёв-Афинский, кидая взгляд на свой брегет.

«Однако оповещение работает даже в эти дотелеграфные времена, – подумал инспектор. – Или телеграф уже существует? В своё время я не очень изучал этот вопрос, вероятно, где-то передача сигналов по проводам уже применяется, но здесь в любом случае данным видом связи и не пахнет, раз уж мне не встретилось ни одного телеграфного столба».

Становилось жарко, солнце упорно карабкалось в апогей, и приехавшие из-за отсутствия поблизости тени решили спрятаться от зноя в экипаже, распахнув дверки, чтобы устроить хоть какое-то движение воздуха. Пётр Иванович расстегнул воротник сюртука. Худощавый судья держался, наследница его обмахивалась веером.

Время приближалось к полудню. Копытман про себя молился, чтобы какое-нибудь событие задержало приезд царского поезда – так Кузьма Аникеевич называл едущую где-то вереницу экипажей императорского двора. А ещё лучше, чтобы государь и глава его тайной канцелярии и вовсе предпочли другой путь, минуя N-ск со всеми его обитателями. Мечты-мечты…

– Едут! – вырвал из дремотного состояния пассажиров кареты мальчишеский крик.

Сей же час всё пришло в движение. Градоначальник выхватил у капитан-исправника каравай. Поддавшись общему настроению, Копытман с колотящимся о грудную клетку сердцем выскочил из кареты, не забыв подать руку Лизоньке, и вместе со всеми принялся вглядываться в даль.

Сначала он ничего не видел, затем различил на горизонте облако пыли, которое оставляла за собой небольшая процессия, состоявшая из нескольких конных и пары карет.