Ревизор: возвращение в СССР

— А я не говорил? Цушко просил меня выйти завтра на целый день. Маскарад перед проверяющими устроить, типа я там на полную ставку работаю. Придётся школу прогулять. Приду на базу пораньше, попрошу Васю кабинет мне открыть и фонарик заберу.

— Ну, давай, — согласился Иван. — Попробуй.

— Ладно, давай расходиться, — предложил я. — Утро вечера мудренее.

— Да. Спокойной ночи, — согласился Иван, пожимая мою протянутую руку.

У нас уже все спали. Я тихонько прокрался к себе, стараясь не шуметь. Но то ли бабушка не спала, то ли проснулась.

— Пришёл? — шёпотом спросила она. — Всё нормально?

— Да, да. Всё замечательно, — бодро прошептал, стараясь успокоить её.

— С девчонками гуляли? — настаивала она на подробностях.

— Да, да. С девчонками, — соврал я, решив, что это вызовет меньше расспросов. Странно, но нет — бабуля тут же оживилась.

— За Полянской опять волочишься? — строго спросила она.

Причём тут, вообще, Полянская? Я сел в кровати. Сна как не бывало.

— Может, чайку? — предложил я, надеясь выяснить, что к чему.

— Я спать, — категорично ответила бабуля, обломав все мои надежды разобраться, в чем причины такой неприязни к Дианке, и направилась к себе.

— Ну, ба! — вскочил я и побежал за ней, не собираясь сдаваться. — Что не так с Полянской?

— Всё не так, — буркнула бабушка, уходя к себе. — Держись от неё подальше и всё у тебя будет хорошо.

— Расскажи! — настаивал я, стоя в дверях её спальни.

— Нет. И не проси, — отрезала бабуля. — Рассказала уже один раз.

— И что? — спросил я, начиная терзаться смутными сомнениями.

— Ничего, — проворчала она, укладываясь.

— Ба. Расскажи, — начал ныть я, но это не сработало.

— Нет, — рявкнула на меня бабушка. — Спать иди!

— Ну и ладно. Я у Дианки самой спрошу.

Бабуля тут же села в кровати, пристально глядя на меня. Она молчала. Мне стало жутко.

— Вряд ли она знает, — наконец сказала бабуля. — А может, Оксанка и рассказала детям. Хотя, если бы так, они ему давно сказали бы.

Бабушка рассуждала сама с собой. Наконец, она вспомнила, что я стою рядом.

— Я подумаю над твоей просьбой, — сказала она. — Всё. Иди спать.

Я поплёлся к себе и лёг в постель. Уснул я не сразу. Что такого она мне сказала? И почему теперь жалеет об этом? Ладно. Не скажет она, я мать дожму.

Проснулся я от какой-то возни рядом. Открыв глаза, я увидел, как бабуля сняла с двери вешалку с моим школьным костюмом.

— Что, пора вставать? — пробормотал я спросонья.

— Нет, ещё полчаса, — шёпотом ответила она.

Я перевернулся на другой бок и собрался ещё подремать. Но вспомнил, что мне сегодня надо пораньше на базу фонарь из кабинета Цушко вызволять. Сон тут же как рукой сняло. Я вскочил.

— Ты же в шесть тридцать собирался бегать, — удивлённо глядя на меня сказала бабушка. — Ещё только шесть.

Ох, блин. Ещё же бегать. Я и забыл. А начинать надо. Пашка физической подготовке совсем внимания не уделял. Рабочий день на базе в восемь начинается. Мне надо пораньше минут на десять прийти за фонариком. Но если я в семь пятнадцать с пробежки вернусь, то на базу вовремя не успею. Надо сейчас бежать. Я оделся в домашние штаны и свитер.

— Я пораньше сегодня побегу, — сказал я бабуле. — Наш класс дежурит сегодня, к половине восьмого надо быть.

Тут я обратил внимание на то, чем она занята. А занята она была тем, что, ни много, ни мало, меняла мне рубаху на вешалке со школьным костюмом. Одну голубую рубаху сняла, другую голубую надела на плечики. Рубашки чуть — чуть отличались оттенком.

— Ба. Ты что, мне каждый день рубашку меняешь? — ошарашенно спросил я.

— Конечно, — ответила она как о само собой разумеющемся.

— Блин. А я думал, у меня дальтонизм после травмы развиваться начал.

— Почему? — удивилась бабушка.

— Ну, рубашка то одного оттенка, то другого. Каждое утро разная.

— Ну ты даешь! А спросить ты не мог?

— Волновать не хотел.

— Кого?

— Да вас.

— Чем волновать?

— Что зрение ухудшается.

— Что за глупости? — строго сказала она. — Всегда надо обо всём говорить!

— Ладно. Я побежал.

На душе определённо полегчало. Рано еще слепнуть и садиться на шею бабке с матерью. Ну бабка, ну партизанка! И я тоже хорош — на третий день индеец Соколиный глаз заметил, что в тюрьме нет одной из стен. Тьфу!

На улице было ещё темно. Лёгкий минус. Правильно я шапку надел и варежки. Сначала засомневался, удобно ли будет бегать в ушанке. Но, как говорится, лучше маленький Ташкент, чем большой, огромный Север.

Куда там Славка говорил, он бегает? По Ленина налево до хлебозавода? Ну, попробуем.

Я специально не стал сильно гнать, понимая, что не в той форме. Бежал не спеша, чтобы пульс не зашкаливал. Добежал до Большого моста. Это отсюда Пашка прыгнул. Я остановился на середине и посмотрел вниз. Высоко. Это же до какого отчаяния надо было дойти?

Я побежал дальше. Думая о Пашке, о вчерашнем разговоре с бабулей на ночь глядя.

Возвращаясь назад, уже недалеко от моего дома, я увидел в противоположном конце улицы бегущего мне навстречу Славку. Я перешёл на шаг и дождался его возле своей калитки.

— Не понял, — поравнявшись со мной, Славка остановился. — Ты уже всё?