Ревизор: возвращение в СССР

— Привет. Я сегодня школу пропущу, — поспешил я объясниться. — Скажи, пожалуйста, Юльке и Кириешке, что я сегодня в больницу иду выписываться.

— Что, на целый день? — недоверчиво спросил Славка.

— Нет. Ещё Мишку Кузнецова в больнице навещу, — попытался я переключить внимание Славки.

— А что с Мишкой? — заинтересовано спросил он, поддавшись на мою уловку.

— Ты не в курсе? У него дядька освободился, мать Мишкину в пьяном виде гонять пытался, а Мишка заступаться полез и получил.

— Ох, ничего себе! — воскликнул Славка. Похоже, в школе ещё не знали об этом инциденте. — И что с ним?

— Лицо сильно разбито, возможно, нос сломан. Сегодня схожу, поточнее узнаю.

— Привет от меня ему передавай. Вообще, от всех наших передавай.

— Конечно, передам, — пообещал я.

Мы пожали друг другу руки, Славка побежал на пробежку, а я пошел принимать водные процедуры.

Бабушка уже не спрашивала, зачем я в одних трусах с полотенцем и ведром воды на улицу попёрся. Я в этот раз лил на себя воду не так быстро, как вчера. Ещё и обтёрся как мог. В баню никак не попаду с этой работой и учёбой. В ближайшие выходные опять пролетаю: у нас поход с ночёвкой.

Вернувшись в кухню, я наткнулся на недовольный взгляд бабули.

— Распаренный после бега и холодной водой, — пробурчала она.

— Ну а как? До пробежки обливаться? — спросил я.

— Зачем тебе вообще обливаться?

— Закаляться, — ответил я. — И мыться как-то же надо.

— Нормальные люди в бане моются.

— А, кстати, где у нас ближайшая баня? — решил уточнить я, вытираясь и одеваясь. — И как она работает?

— На Площади напротив библиотеки. С десяти утра до десяти вечера. Понедельник, вторник — выходные. Среда — санитарный день, — доложила бабушка, ставя передо мной миску гречки с молоком.

— А как же людям мыться с понедельника по среду? — удивился я.

— У кого-то при доме своя баня есть. Но на неделе баню обычно не топят. Хлопотно это. И раз в неделю баню делать тяжело. Это же не просто помылся и всё. Это хата вся моется, постель меняется, бельё всё перестирывается. Свои бани люди раз в две недели топят, насколько знаю. А просто помыться, так на заводах свои котельные, люди каждый день после смены моются. На автобазе так же.

— Мне каждый день не надо. Пару раз в неделю и нормально. Если баня до десяти часов работает, то можно успеть после работы, — прикинул я.

— Касса закрывается в девять. До девяти надо успеть купить билет.

— Я понял, — прошамкал я с набитым ртом. Час на помыться более чем хватит.

Ну что? Жизнь-то налаживается. Сегодня ещё и в баньку схожу. Мне вспомнилась русская баня в нашем фитнес-клубе, ещё мне нравился хаммам. Финская и инфракрасная сауны так себе, на любителя. В советской общественной бане, конечно, не такой выбор. Просто парилка по типу русской бани. Но мне большего и не надо на самом деле.

— Мне пора бежать, — чмокнул я бабушку.

Чтобы не палить легенду про дежурство в школе, я пошёл в школьном костюме, но втихаря сунул в портфель домашние штаны и свитер. Переоденусь на базе.

Я вышел, когда ещё не было половины восьмого. Пошёл в сторону школы, потом по Госпитальной улице вышел на Первомайскую. На базе я был, наверняка, до восьми часов утра, как минимум минут за десять-пятнадцать.

У входа никого не было. Из-за стеллажей со стороны кабинета Цушко доносились неразборчивые голоса. Я ринулся туда. Двери кабинета были открыты настежь. В кабинете толпились сам Цушко, Никифоровна, Вася-негр и проверяющие. Все были уже на месте. Я глянул на стул у входа, фонарик так и лежал там, где мы его вчера забыли. Я встал так, чтобы загородить его.

— Да что же это такое? — возмущался Цушко. — Что здесь творится?

В повисшей тишине я постучал костяшкой о косяк двери.

— Доброе утро, — скромно поздоровался я со всеми. Все повернулись ко мне. — А что случилось?

У меня коленки начали подрагивать. Неужели Цушко раньше времени нашёл наган или патроны?

— Да весь стол в крошках каких — то! — возмущённо ответил Цушко.

Внимание присутствующих опять переключилось на его рабочее место, а я под шумок сунул фонарик в карман бушлата и встал вместе со всеми у стола. Я вчера, когда папки доставал, видимо, крошки печенья, которые я первый раз в них напихал, из папок на стол высыпались, а мы с Иваном в темноте этого не заметили. Вот дилетанты. Еще никогда Штирлиц не был так близко к провалу!

— Вам бы, Богдан Адамович, — скромно сказал я, — в кастрюльке бы какой-то всё это держать, — показал я на жратву на подоконнике. — Я ещё вчера подумал, но постеснялся вам сказать.

— Какие ещё кастрюльки? — рыкнул на меня Цушко.

— У меня дома всё в кастрюльках, банках и жестяных коробках бабушка с мамой держат. Иначе всё мыши испортят, — пояснил я.

— Думаешь, это мыши? — сменил гнев на милость завбазой. В глазах его была видна напряжённая работа мысли. Наверное, прикидывал, что можно списать под это дело.

— Как давно у вас дератизация проводилась? — строго спросил главный контролёр у Цушко.

— Она у нас перманентная, — ответил заведующий, смахивая крошки со стола на пол.

— Как это? — спросила Настя.

— Ну как? Отраву раскладываем везде постоянно, — раздражённо ответил Цушко.