Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса

Александра Сергеевна вспоминает, что в Осетии их принимали не очень радушно, поскольку к русским в целом там относились с опаской и даже некоторой неприязнью. Например, рассказчица вспоминает, как однажды пьяный хозяин дома грозился вырезать всех русских:

Русских всех вырежу, потом на войну пойду! [ЮЭЭ 2009].

Немного пожив в Осетии, отец принял решение перебираться в Чечню, поскольку «люди говорят, там чеченцы лучше» [ЮЭЭ 2009]. В Чечне семья тоже сняла себе жильё, отец искал случайную подработку в аулах. Дети же ходили просить милостыню по домам:

«А голод не свой брат, лучшее просить, чем украсть» [ЮЭЭ 2009].

Чаще всего местные жители давали им немного хлебных лепёшек или «чуреков», как их называет А. С. Кодаш.

Вскоре, когда в семье появились небольшие деньги, мать решила сама печь хлебные лепёшки из кукурузной муки и продавать их около поезда, в торговле ей активно помогала и Александра Сергеевна. Она вспоминает:

И вот придем, поезд пришел, стоим рядом. И я кричу: «Чуреки! Горячие! Хорошие! Навались, у кого деньги завелись!» Вот это кричу я, да, а мама стоит же молча. И я распродаю и еще ведро себе у мамы тяну опять. И они: «Ой, девочка, какая умница!» – очередь встанет! [ЮЭЭ 2009].

Затем семья на короткое время переехала в Гудермес, где детей вновь посылали просить милостыню:

Мама скажет: «Пойдите, попросите – дадут, значит – спасибо, не дадут – тут же поворачивайтесь и идите» [ЮЭЭ 2009].

Так семья Лёгких сумела выжить во время голода. В конце 1930-х гг. они вернулись на Кубань, как и почему – Александра Сергеевна не любит вспоминать.

В Ейском районе Александра Сергеевна вышла замуж за Ивана Кодаша, но на этом её путешествия по необъятной стране не закончились. Она вместе с мужем завербовалась на знаменитые «стройки века» и отправилась на Курильские острова. Александра Сергеевна рассказывает, что на неё произвела сильное впечатление железная дорога до Владивостока, вдоль которой на скалах были написаны имена:

А люди постарше меня были ещё, ехали, говорят: «Вот это всё делали туннель. Это – вот эти люди, кулаки, которых позабирали, судили и отправили их на работы» [ЮЭЭ 2009].

На Курилах А. С. Кодаш и её супруг устроились работать в магазин продавцами. На территории, которая до сих пор считается спорной, по словам Александры Сергеевны, бок о бок с советскими гражданами, которые приезжали после вербовки со всех уголков СССР, проживало много японцев и корейцев. Отношения с ними были довольно противоречивыми: вновь приехавшие с материка мало общались с местными жителями, последние же в основном работали рыбаками и держались обособленно, хотя сама А. С. Кодаш вспоминает, что в магазине общалась с ними:

Вот говорят, плохие люди – нет. Я с ними работала<…> [ЮЭЭ 2009].

Однако официальная власть трепетно относилась к коренному населению и пресекала возможные межнациональные конфликты. Невольной участницей одного из таких конфликтов стала и наша героиня. Иван Кодаш приревновал её к одному из местных рыбаков-корейцев и избил его, за что был осуждён. А. С. Кодаш обращалась к судье за помощью, но та ответила ей:

«<…> я ничего не могу сделать, чтоб его не судили, ничего не могу сделать, потому что если б он побил русского, а то он побил с нации человека, не русского. Я не имею права» [ЮЭЭ 2009].

Ивана Кодаша приговорили к двум годам колонии в Петропавловске-Камчатском, и за ним поехала его жена, уже будучи беременной дочерью:

А что ж я буду одна делать на Курилах, острова, мне страшно, есть там наши люди: ростовские, краснодарские – но это ж не то, это ж всё чужие люди [ЮЭЭ 2009].

В Петропавловске-Камчатском Александра Сергеевна тоже устроилась работать продавцом сначала в буфет бани, а затем на пищекомбинат, где и проработала до освобождения мужа. За дочкой за небольшую плату ухаживала бабушка, у которой А. С. Кодаш снимала комнату.

Когда Иван Кодаш освободился, семья поехала обратно в Краснодарский край: