В своих «новожизненских» статьях Горький вел хронику возмущавших его проявлений «тяжкой российской глупости». Он писал о провокаторах, самосудах, унижениях, о захватившей страну эпидемии насилия. Революционный народ, по крайней мере в форме бескультурной озверевшей толпы, для Горького является воплощением «зоологического анархизма», противостоять которому должна интеллигенция. Просвещение, распространение книг и научных знаний видятся ему способом спасти страну и революцию. В этих статьях вообще заметно преклонение Горького перед достижениями покоряющей природу цивилизации вроде каналов или тоннелей – это преклонение впоследствии будет чувствоваться и в горьковском воспевании Беломорско-Балтийского канала.
Но в период «Несвоевременных мыслей» Горький выражал позицию независимых социалистов. Он писал «о дикой грубости, о жестокости большевиков, восходящей до садизма, о некультурности их, о незнании ими психологии русского народа, о том, что они производят над народом отвратительный опыт и уничтожают рабочий класс». Горький имел все основания написать, что он «по мере своего разумения» боролся против большевиков. Впрочем, атаковал он не только их, но и, например, политику кадетской партии.
Статьи Горького оказались в книге практически в том же виде, в котором они печатались в газете. Тексты, впрочем, перераспределены предметно – вместе поставлены статьи о культуре, об Октябре и т. д. Значительная часть политической борьбы в революционную эпоху проходила, разумеется, в газетах. Кроме собственных наблюдений и разговоров Горький отталкивается также от полемики с другими авторами, например сотрудниками большевистских изданий Ильей Ионовым или Иваном Книжником-Ветровым. Жестокий дух времени проявляется также в письмах читателей, многие из которых угрожали публицисту расправой из-за политических разногласий.
«Ленин „вождь“ и – русский барин, не чуждый некоторых душевных свойств этого ушедшего в небытие сословия, а потому он считает себя вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу.
Измученный и разоренный войною народ уже заплатил за этот опыт тысячами жизней и принужден будет заплатить десятками тысяч, что надолго обезглавит его.
Эта неизбежная трагедия не смущает Ленина, раба догмы, и его приспешников – его рабов. Жизнь, во всей ее сложности, не ведома Ленину, он не знает народной массы, не жил с ней, но он – по книжкам – узнал, чем можно поднять эту массу на дыбы, чем – всего легче – разъярить ее инстинкты. Рабочий класс для Лениных то же, что для металлиста руда. Возможно ли – при всех данных условиях – отлить из этой руды социалистическое государство? По-видимому – невозможно; однако – отчего не попробовать? Чем рискует Ленин, если опыт не удастся?
Он работает, как химик в лаборатории, с тою разницей, что химик пользуется мертвой материей, но его работа дает ценный для жизни результат, а Ленин работает над живым материалом и ведет к гибели революцию. Сознательные рабочие, идущие за Лениным, должны понять, что с русским рабочим классом проделывается безжалостный опыт, который уничтожит лучшие силы рабочих и надолго остановит нормальное развитие русской революции».
VII
Лекция Бориса Колоницкого
Мифы о революции и начало Гражданской войны
Отряд юнкеров в Белом зале Зимнего дворца. Февраль 1917 года
Со временем вокруг Октябрьской революции сложился миф, главными элементами которого стали события в Смольном, залп «Авроры», штурм Зимнего дворца. Множество талантливых людей работали над укреплением этого мифа. Сила текстов и образов, созданных, например, Маяковским или Эйзенштейном, такова, что, представляя себе те дни, мы все равно вспоминаем придуманные ими слова и картинки. Фильм Эйзенштейна «Октябрь» – гениальная фальсификация. Все происходило совсем не так, как он изображает. И у Маяковского: «Каждой лестницы каждый выступ брали, перешагивая через юнкеров». К тому моменту, когда красногвардейцы и матросы ворвались в Зимний дворец, оставшихся там юнкеров было явно недостаточно, чтобы разложить на каждом выступе каждой лестницы.