Декрет о земле передал все помещичьи, равно как удельные, монастырские и церковные земли в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов «впредь до Учредительного собрания». Мало кто, однако, обращал внимание на эту оговорку насчет Учредительного собрания. Ибо именно в ноябре и декабре 1917 года, когда Учредительного собрания еще не существовало, аграрный переворот в русской деревне принял наибольший размах и необратимую силу. Поэтому, когда позднее ВЦИК принял уже более развернутый декрет, или «Закон о социализации земли»[139]
, то этот закон в большей мере закреплял и легализовал уже оформившуюся действительность, чем послужил исходным пунктом какой-либо новой аграрной инициативы. Впрочем, и многие положения этого закона оставались в основном лишь на бумаге. В рекомендациях закона указывалось, что количество земли, отводимой отдельным хозяйствам для занятия земледелием, не должно превышать потребительски-трудовой нормы, исчисляемой как по числу трудоспособных в данной семье, так и по числу едоков в целом, в том числе и нетрудоспособных. Новый закон не предусматривал конфискации кулацких земель и хозяйств, но и не давал им каких-либо преимуществ. В действительности же, располагая большим влиянием в крестьянских Советах, имея значительный по тому времени парк сельскохозяйственной техники, а также рабочий скот и немалые денежные средства, кулаки смогли захватить значительную часть помещичьей земли, хотя не только по духу, но и по букве закона у них и так было достаточно земли и по трудовой норме и в расчете по едокам.Мало где были осуществлены и рекомендации о создании образцовых ферм и имений на основе хорошо поставленных помещичьих хозяйств. Значительная часть таких хозяйств также была разделена между крестьянами. Накопленная веками ненависть крестьян к помещикам находила порой выход в прямом разграблении помещичьих усадеб, которые нередко после раздела скота и инвентаря просто поджигали, хотя их можно было бы использовать и для общинных нужд, например для устройства школ, библиотек и т. п.
Но так или иначе, крестьяне получили долгожданную землю и получили ее от советской власти и большевиков. Одновременно началось «замирение» на фронте, и часть солдат стала возвращаться домой. Поэтому авторитет большевиков и их новых союзников – левых эсеров – в деревне именно в ноябре-декабре 1917 года значительно возрос. Именно в это время левые эсеры, организационно уже оформившиеся как самостоятельная партия, приняли решение не только о поддержке большевиков в Советах, но и о вхождении в Совет народных комиссаров. Советское правительство стало коалиционным, и это значительно укрепило его общие позиции в стране.
Экономические мероприятия СНК и ВЦИК в первые сто дней советской власти хотя и носили порой оттенок импровизации, но в основном соответствовали программным установкам большевиков. Был национализирован Государственный банк, а затем и все частные акционерные банки, которые стали теперь отделениями Государственного банка. Были национализированы многие крупнейшие предприятия и синдикаты. На большинстве промышленных предприятий были созданы органы рабочего контроля.
Как и следовало ожидать, все эти революционные преобразования не принесли сразу же желаемых улучшений в жизни основной массы рабочего класса. Значительная часть служащих прежних министерств, финансовых учреждений, большая часть учителей, верхушка железнодорожных служащих, многие инженеры национализируемых предприятий сразу же после Октября объявили забастовку. Многие предприятия приостановили работу не только из-за саботажа администрации, но и из-за недостатка сырья или финансовых средств. Хуже, чем прежде, стал работать железнодорожный, а также морской и речной транспорт. Для того чтобы сломить саботаж, органы советской власти в Петрограде и в ряде других городов были вынуждены прибегнуть к арестам крупных чиновников. Эти аресты были тогда еще кратковременными. По распоряжению ВЦИК из Петропавловской крепости были освобождены все бывшие министры Временного правительства. Были амнистированы юнкера, принявшие участие в первых выступлениях против советской власти. Под честное слово был освобожден казачий генерал П. Краснов, обещавший не вести борьбу против советской власти. В те первые месяцы советской власти Ленин рассчитывал и надеялся обойтись без террора. «Нас упрекают, – говорил он, – что мы арестовываем. Да, мы арестовываем, и сегодня мы арестовали директора государственного банка. Нас упрекают, что мы применяем террор. Но террора, который применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяли и, надеюсь, применять не будем»[140]
.