Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Смит полагал, что каждый человек должен идти своим путем, руководствуясь верой в то, что «естественное стремление каждого человека улучшить свое положение, если ему обеспечена возможность свободно и беспрепятственно проявлять себя, представляет собой столь могущественное начало, что одно оно не только способно без всякого содействия со стороны довести общество до богатства и процветания»[99]. Когда человек сам заботится о преумножении своего благосостояния, его ведет «невидимая рука», позволяя достичь той цели, о которой он даже не помышлял и которую можно описать как общее благо. Именно Смит, а не Наполеон называл Англию «нацией лавочников», тем самым не без основания заявляя, что торговля – главная опора государства. Во второй главе «Богатства народов» Смит высказывает предположение: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов». Это высказывание породило представления, которые легли в основу социально-экономической теории, просуществовавшей более ста лет. В сущности, это была одна из непреложных истин XVIII века.

12 «Как это у вас называется?»

Старый король умер, махнув рукой на прощание любимому немецкому замку в Оснабрюке, однако до королевской резиденции Ричмонд-Лодж новости дошли лишь три дня спустя[100]. Роберт Уолпол на правах премьер-министра обязан был сообщить известия наследнику Георгу II, который немедленно приказал главе кабинета проинформировать Спенсера Комптона, графа Уилмингтона. Комптон служил казначеем нового королевского двора[101] и, казалось, намеревался взять власть в свои руки. Однако этому не суждено было сбыться. Те, кто предвкушал отставку Уолпола, сильно недооценивали его влияние.

Отношения Уолпола с супругой Георга II, королевой Каролиной, были ровными и благожелательными. Кроме того, стало ясно, что министр пользовался беспрецедентным авторитетом в палате общин. Бесспорно, Уолпол был самым знающим и уважаемым человеком в стране – этот факт не мог игнорировать даже король. Новый монарх говорил по-английски, однако с сильнейшим гортанным немецким акцентом, поэтому периодически ему требовалась ненавязчивая помощь переводчика.

Тем не менее Георг II прожил в Англии достаточно долго, чтобы обзавестись полезными связями и знакомствами с самыми могущественными и влиятельными людьми государства, и, казалось, с самого начала решил править по-своему, иначе, чем его отец. Потенциальные перемены поначалу вселяли надежду в представителей партии тори, которых при Георге I систематически отлучали от власти. Они хлынули ко двору. Однако порой даже самые благие намерения рушатся по вине непредвиденных обстоятельств. Могущественные силы, выступавшие против тори, закрыли перед ними все двери. Дело в том, что их подозревали в пособничестве якобитам. Кроме того, тори выступали против войны на континенте, в которой участвовала Ганноверская династия, а значит, и в этом вопросе им не следовало доверять в полной мере.

Новоиспеченный король едва ли отличался величественной наружностью. Он был очень невысокого роста и, чтобы подчеркнуть немногочисленные положительные черты своей внешности, носил парики и высокие каблуки. Придворные льстецы отмечали, что у монарха были ярко-голубые глаза и благородный римский профиль; враги же видели в нем исключительно слабость интеллекта и характера. Он был скован в манерах, при этом отличался крайним упрямством и вздорным нравом. Поговаривали, что его министрам приходилось «выносить… столько сквернословия, сколько ни один джентльмен не потерпел бы от другого». Его речи неизменно сводились к хвастовству, насмешкам и угрозам. Один из разговоров короля с супругой записал вице-камергер[102] королевского двора Джон Херви: «Королева не сказала и половины из того, что имела сказать, как король перебил ее, заявив, что отчего-то ей нравится говорить о подобной ерунде и вещах, в которых она ничего не смыслит… что она вечно спрашивает какого-нибудь глупца, что ей делать; и только глупцу придет в голову спрашивать совета глупца».

Как и у любого монарха, у Георга II было обостренное чувство собственного величия, но на своих пэров он не производил особого впечатления. На карикатурах того времени короля нередко изображали с ногой, занесенной для пинка; он частенько бил слуг и бывал резким и даже грубым по отношению к обычным посетителям. Впрочем, его упрямство имело скорее внешний, нежели внутренний характер. Придворный Джордж Бабб Додингтон, 1-й барон Мелкомб, писал в дневнике, что король «мог брызгать слюной и устраивать шум, однако стоило объяснить ему, что предложение было в его интересах», как он соглашался и повиновался. Может, и не по природе, но по долгу службы он был прагматиком.