Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

В течение трех лет французам пришлось покинуть Индию. В отсутствие мощного флота они были обречены на поражение. Британская Ост-Индская компания вскоре овладела всеми уловками восточной политики, создала собственную полицию и сформировала армию из местных жителей[149]. Она была словно беспощадный тигр в джунглях, жаждущий крови и наживы. Индия превратилась в арену, на которой активно велась торговля – та же война, лишь под другим названием. И действительно, в поэзии того времени аллюзии на Африку и Индию стали весьма расхожими, пополнив творческие арсеналы многих авторов. И тем не менее об империи говорить было еще рано.

Вест-Индия оказалась прибыльным владением, пусть даже пришлось делить эти земли с французами, испанцами и голландцами. Зимой 1759 года Британия снарядила экспедицию, которая захватила Гваделупу – родину хлопка, сахара и патоки (мелассы). Для Питта сахарный остров был куда более ценным трофеем, чем Канада, – настолько ценились именно торговые, а не территориальные связи. Каждый год с острова отправляли 10 000 тонн сахара в обмен на 5000 рабов. Это считалось честной сделкой. За сто лет, начиная с 1680 года, из своих домов в рабочие лагеря Вест-Индии было насильственно переселено около двух миллионов рабов.

Рабы жили и работали в страшных условиях. Еще один сахарный остров в Индии – Ямайка – описан в книге Эдварда Уорда «Хроники пяти путешествий» (Five Travel Scripts): «…остров полон болезней, словно госпиталь, опасен, словно чума, раскален, словно ад, ужасен, словно дьявол». В таких условиях у рабов не появлялось потомство, поэтому приходилось завозить все новые и новые партии живого товара. Это малая толика тех мучений, которые приходилось переносить невольникам. Многие заморские колонии Англии фактически были штрафными колониями.

Рабы служили тягловой силой. Их словно распяли на кресте, а гвоздями, пронзающими их конечности, стали три точки трансатлантического маршрута «треугольной торговли»: невольников покупали на западном побережье Африки на средства, вырученные от продажи тканей или алкоголя, а затем переправляли через океан, где продавали плантаторам; купцы-мореходы возвращались обратно с полными трюмами сахара, рома и табака. Проще простого. Порой некоторые проволочки местного характера расстраивали этот отлаженный процесс. Рабов держали на внутренних палубах в страшной тесноте, при этом женщины и дети оказывались вперемежку с мужчинами. Если кораблю грозило пойти ко дну, с рабов снимали оковы и бросали за борт; нередко можно было услышать, как, упав в воду, некоторые из них кричали: «Свобода! Свобода!» Из-за высокой скученности на судне быстро распространялись болезни, вызывающие жуткое зловоние и смрад. На участке из Африки в Вест-Индию под названием «средний путь» суда воистину превращались в корабли смерти.

Тем не менее по всей Англии радостно звонили в колокола. Пока зловонные и полуживые рабы ступали на ямайскую или барбадосскую землю, в Англии радостно встречали новый, 1759 год, провозглашенный annus mirabilis[150]. Захват Гваделупы был лишь предвестником будущих заморских побед, которые обеспечат Англии мировое господство. Хорас Уолпол заметил однажды, что церковные колокола поизносились от непрерывного звона в честь побед, и написал Питту, чтобы «поздравить с тем славным величием», которое тот «подарил этой стране»: «Сэр, не сочтите мои слова за лесть: вы не можете дать мне ничего, что я бы принял от вас; тем более нет ничего, чему я мог бы позавидовать, за исключением, пожалуй, того, что вы едва ли стали бы мне предлагать, – вашу славу». Стремление прославить свою страну всегда считалось главной добродетелью во Франции; gloire (фр., «слава») и le jour de gloire (фр., «день славы») позже обрели бессмертие во второй строчке «Марсельезы»[151]. Однако в 1759 году французы утратили пресловутое славное величие.

После захвата Гваделупы Доминика заключила с победителями договор о нейтралитете. Следующей на очереди была Канада, или Новая Франция, как ее тогда называли. В июне 1759 года генерал Амхерст захватил форт Ниагара, а через месяц крепость Краун-Пойнт. Осенью пал Квебек, когда генерал-майор Джеймс Вольф, словно вор в ночи, взял Высоты Авраама. Столица французской колонии располагалась на крутой скале у слияния рек Святого Лаврентия и Сен-Шарль. Прежние попытки взять неприступную твердыню штурмом оказались безрезультатными. В депешах Вольф писал: «Нам приходится противостоять чуть ли не всем силам Канады вместе взятым».