В 1740 году пути Уэсли и Уайтфилда разошлись. Уайтфилд избрал непроторенную тропу и принял доктрину кальвинистов о предопределении, в основе которой лежала исключительная идея «избранничества» человека Богом; Уэсли же остался верен «Церкви Англии» и догмату о том, что искупление греха возможно для всех, кто ищет душеспасения во Христе. Уэсли был человеком незаурядных административных и организаторских способностей, и иногда его называли «папа Джон». За время своего пасторства он основал 356 методистских церквей и распределил верующих по «классам» и «группам», устраивая для них ежегодные собрания, где лично поддерживал, порицал, поощрял и журил своих последователей.
Уэсли обладал неиссякаемым источником оптимизма и отличался неуемной энергией. «Я не помню, – писал он, будучи уже пожилым человеком, – душевного упадка, который хоть раз, с самого моего рождения, продолжался бы более четверти часа». Энтузиазм сопровождал его на протяжении всех 87 лет жизни. Он вставал задолго до рассвета и проводил первую проповедь в 5 утра. В свои 85 он прочитал 80 проповедей за восемь недель, а в последний год жизни ездил верхом по 70 миль (113 км) в день. Таков результат преданного служения. Более ортодоксальные представители англиканской церкви (сам Уэсли неустанно утверждал, что был твердым и преданным последователем англиканской церкви) боялись его внутреннего огня. В начале своей проповеднической деятельности он писал в дневнике: «В большой компании на меня агрессивно нападали, называя фанатиком, искусителем и насадителем новых доктрин». Тем не менее он всегда оставался спокойным и дисциплинированным, усмиряя гнев мягкими словами.
Один из критиков Уэсли причислял к его последователям исключительно лудильщиков, цирюльников, сапожников и трубочистов; однако в действительности паства Уэсли была куда шире и включала большую группу ремесленников, а также рабочих, которые зачастую ассоциировались с торговлей и промышленным производством; это были представители профессий, которые стали востребованными совсем недавно, среди них – шахтеры, каменотесы и ткачи. Связь между концепцией духовного пробуждения методизма и началом индустриализации на первый взгляд не так очевидна. Тем не менее методизм, вероятно, предлагал своим адептам сплоченную социальную общину, основанную на принципах спаянности, в то время как другие социальные связи ослабевали. Интересно отметить, что примерно половину общины методистов составляли женщины, которых традиционная англиканская церковь, по-видимому, исключала из преимущественно мужского сообщества.
Методистское движение распространялось в промышленных районах северо-востока, на севере внутренней части страны и в Гончарнях[144]
; членами общины охотно становились жители угледобывающих районов и рыбацких поселков, которые, как правило, стремились держаться подальше от официальных властей. По этой причине Корнуолл и Уэльс были центрами методистской доктрины. Методизм в гораздо большей степени, чем англиканство, проповедовал идею сохранения национальной самобытности. Уэсли, к примеру, поддерживал валлийских проповедников, желавших говорить со своей паствой на валлийском. Методисты отстаивали доктрину о Восхищении Церкви[145], которая импонировала кельтам и другим угнетенным народам. Города в целом были более восприимчивы, чем деревни. Нет ничего удивительного в том, что Уэсли, причислявший себя к тори и преданным последователям англиканской церкви, собрал весьма разношерстную паству, которую в основном составляли радикальные противники официальной власти. Идея личного спасения и духовного возрождения, выходившая за рамки догм официальной церкви, имела куда большее значение, чем фигура того, кто нес данную мысль в мир. В результате некоторых методистов обвиняли в эгалитаризме, демократичности и даже атеизме.Методизм был источником и средством распространения евангелического фанатизма, что оказало существенное влияние на английскую духовность в 1780-х годах. Нередким явлением на собраниях методистов были приступы плача, истерического смеха, вопли, крики и исповеди. В сущности, это напоминало фанатизм предыдущего столетия, который, правда, искоренили во времена Реставрации. Начало XVIII века отнюдь нельзя назвать временем избранников Божиих, однако во главе с Уэсли те самые избранники сотнями и тысячами возвращались к Богу. Под влиянием фанатичных ремесленников и городских рабочих старое диссентерство частично уступило дорогу новому. Середина XVIII века стала эпохой религиозных сект, члены которых для молитв отправлялись на все более отдаленные берега. На улицах Лондона середины XVIII века встречались моравские братья, магглетониане, сандеманиане, хатчинсониане, траскиты, салмонисты, сведенборгиане и беменисты[146]
. Для молодого Уильяма Блейка это был поистине «золотой город».