Молодой король, по-видимому, унаследовал упрямое самодовольство от своих предков-ганноверцев; он обладал всеми недостатками ограниченного ума, которому присущи исключительная самоуверенность, обидчивость и угрюмость. Воспитатель короля лорд Джеймс Уолдегрейв в мемуарах описывал его как «щепетильного, обязательного, не ведающего зла и искренне благочестивого человека; при этом его нельзя было назвать ни щедрым, ни откровенным». В некоторых вопросах он был настоящим фанатиком, строгим блюстителем правил, искренне сожалевшим об отсутствии благопристойности или приличий при дворе. Спустя неделю после восшествия на трон он издал прокламацию «о распространении благочестия и добродетели и о предотвращении и наказании порока, скверны и безнравственности». Он придавал большое значение королевской прерогативе[156]
и без сомнения пошел бы на смерть, защищая англиканскую церковь; но, к счастью, прошли те времена, когда от монарха требовалось такое самопожертвование и рвение.Девизом правления Георга III были порядок и система. Возможно, для острастки, дабы придворные не распускались, он держал на виду коллекцию часов и барометров; хорошая служба не мыслилась без строгости и точности. Король в мельчайших подробностях помнил офицерский состав своей армии и придворный этикет; помнил, какие пуговицы следует носить по тому или иному случаю; знал обязанности каждого при дворе – от высокопоставленного посла до мелкого пажа. Георг вставал в шесть утра, брился, одевался, а затем приступал к чтению корреспонденции, полученной ночью. Перед завтраком он ездил верхом, при этом следующий прием пищи был у него не раньше четырех пополудни. Весь день он посвящал делам – государственным и личным, однако неизменно принимал избранных гостей на ужин в десять вечера. Король всегда был умерен в еде и не злоупотреблял спиртным.
И все же ошибочно считать Георга III столь консервативным и сдержанным – в конце концов, настаивая на прерогативах короля, он лишь следовал примеру своих предшественников – наследников Елизаветы и Стюартов. Ничто из сказанного или сделанного им не повергло бы в шок Елизавету I или Карла II, кроме разве что его рассуждений о благочестии. Он любил бывать на свежем воздухе, обожал спорт – верховую езду и охоту; впоследствии из-за любви к земле он получил прозвище «фермер Георг».
В набросках к своему первому официальному обращению к Тайному совету он писал о «кровавой и дорогостоящей войне». Разумеется, Питт не мог допустить подобных высказываний о конфликте, который он упорно вел к победной развязке. В итоге в опубликованном тексте фраза была переиначена и звучала так: «Дорогостоящая, однако справедливая и нужная война». Некоторые не без оснований полагали, что первый министр угрожал королю или сумел хитростью убедить его изменить формулировку; в дальнейшем, общаясь с министрами, король всегда помнил этот урок. Георг III не сомневался в том, что у него было право на безоговорочную поддержку подданных, он не желал идти на уступки; его не пугали критика и оппозиция, поскольку он был полностью уверен в своей правоте. «Я знаю, что исполняю свой долг, – сказал король однажды, – и посему никогда не захочу отступить»; в этой связи можно вспомнить и другую его ремарку: «Я скорее рискну короной, чем сделаю что-то, что бросит тень на мою честь». Именно из-за такого склада ума Англия потеряла Америку.
Поначалу Георг III наслаждался званием «короля-патриота» и даже заслужил похвалу желчного Хораса Уолпола, который назвал государя «благородным, открытым и честным». Герцогиня Нортумберлендская дополнила этот образ: по ее словам, монарх отличался «светлой кожей и свежестью», имел голубые глаза и белые зубы. Чего еще желать королю? Кто бы мог подумать, что ему уготованы такие потрясения, как сумасшествие, Великая французская революция, Наполеоновские войны и утрата американских колоний?
У короля довольно быстро сформировался свой взгляд на многие вещи, а такой монарх, как известно, может быть опасен. Он в равной степени ненавидел вигов и тори, презирал цинизм и подковерную борьбу, корысть и позерство, ложь и ханжество. Посему он решил править без поддержки какой-либо партии, вводя в кабинет самых разных министров, если и когда считал нужным. Многие надеялись и верили, что это положит начало новому периоду мира и взаимопонимания, при этом тори рассчитывали на ослабление власти вигов и возвращение королевского расположения. Король вновь стал играть ключевую роль в политической жизни страны. Для Георга это было нечто большее, чем просто политика; это был моральный долг.