– Но я их уже потратил. Угостил всех моих товарищей. Вот они подтвердят. Это ведь благое дело, господин лавочник. А благие дела должны вознаграждаться. Так вознаградите меня.
– Да что мне за наказание с вами! – возмутился Карл.
И всё же он не решался выгнать этих сорванцов. Уже второй день они были единственными посетителями. Не будь хотя б их, и Карлу казалось, он умрёт со скуки. Даже в обществе такого прекрасного во всех отношениях игрового автомата.
– Ладно, я вам дам монету. Одну. На всех. И не просите больше. Но за это расскажите, что хоть творится в городе?
– Весёлые дела творятся, господин лавочник. На соседней улице городового окатили помоями из окна верхнего этажа. Как будто случайно, но точно это не спроста. Вот уж была потеха, как он орал на всю улицу «Кто это сделал?». Ну и дурной же этот городовой.
– А я, – раздался голос от дверей. – Сейчас вам уши откручу за такие речи. А ну быстро марш отсюда по домам!
Мальчишки испуганно выскочили за дверь, просочившись мимо грозного старика.
– Франциск, ну зачем ты так строго с ними?
– Хорошенькое дело! – проскрипел курьер, тяжело спускаясь по лестнице. – Уже и этих бунтовать потянуло. Пришелец побери этих окаянных бунтовщиков. И не говори мне, что это ради блага всех. Ради блага строят, а не разрушают. Строить бунтовщики не способны. Вот помоями хорошего человека облить, вот это да, на это их доблести хватает.
– Твоя беда, старина, что ты необразован.
– Я может и не образован, а вот ты, образованный, скажи мне лучше, как так получается, что в магазин нынче никто не заглядывает. Да уже и по улицам ходить становится страшно. Торговля замерла. Но заказов отчего-то стало только больше. Кому это вдруг так срочно в эти дни стали очень нужны канцелярские принадлежности? И ведь сегодня то же, да? А ну-ка покажи их мне. Что в этих запечатанных свёртках? Вот этот для альбома маловат, а для чернильницы велик. А этот размером с книгу, но что-то сдаётся мне, тяжела сия книга, будто не из бумаги, а из металла. Может, вскроем и посмотрим?
– Стой! Франциск, даже не думай. Посылка должна быть доставлена в неприкосновенности. За это уже уплачены деньги. Которые, между прочим, я плачу тебе.
– Это она тебе прислала, да? Твоя Роза?
Карл сохранял молчание.
– Можешь не отвечать, – Франциск уже сбавил накал своего негодования. – Какую только глупость не совершает влюблённый ради возлюбленной…
– Франциск!
– Да ладно, – махнул рукой тот. – Думаешь, я слепой? Однако, похоже мне лучше не попадаться городовым с этими твоими посылками. Давай посмотрим карту, куда мне отправляться сегодня.
Вместе они достали большую карту города, заботливо склеенную из многих листов. Расстелили её на прилавке и склонились над ней.
– Вот так будет короче, – указал Карл.
– Да только, сдаётся мне, через площадь перед ратушей нынче не пробиться, – заметил курьер.
– А в этом квартале околоток, – показал Карл. – Ты же не хотел лишний раз сталкиваться с городовыми.
– Ах, пришельцы на мою голову, – тихо выругался старик. – Да ведь коли доставить надо сюда, то придётся лезть ящеру в пасть. Погоди-ка…
Тут он полез в глубины своей сумки, долго шуршал там чем-то, перекладывал с места на место, и вообще возился так, будто сумка была внутри намного больше чем снаружи. Карл уже не удивился бы, если бы его друг, увлёкшись поисками, не скрылся бы этак в своей сумке по пояс. Единственное, что могло беспокоить после этого, так если бы ещё Франциск в эту свою бездонную сумку невзначай не свалился бы целиком.
– Так, это круг копчёной колбаски, мой обед на сегодня. А это…? Кажется, я забыл выбросить. Это то же уже устарело. А, вот! Вот, смотри-ка.
Он развернул мятую газету, бросив её на прилавок поверх карты.
– Франциск, – заметил Карл. – Это всё-таки карта. Очень хорошая карта, прошу заметить. А ты бросаешь на неё какую-то мятую бумагу, в которую, поди, была завёрнута твоя колбаса.
– Вот ещё глупости! Буду я завёртывать свою пищу в грязную газету! – возмутился его друг.
– Тогда позволь узнать, зачем ты кинул эту грязную газету на мою замечательную карту?
– Глаза разуй, – велел старик в своей обычной не блиставшей излишней вежливостью манере. – Гравюру «Вид на столицу с аэростата» видишь?
Карл склонился над мятой бумагой. Затем решительно обошёл прилавок, открыл ящик и достал из него большое увеличительное стекло.
– Что, молодёжь, на своё зрение не надеешься? – подшутил Франциск.
– Ты уверен, что эти гравюры точные? – спросил Карл, разглядывая изображение.
– Кабы они не были точными, никто их не покупал бы, – заверил курьер. – Раз в три дня, при ясной погоде, художник поднимается на привязном аэростате, и делает точную зарисовку части города. Вот это самая свежая. И нам повезло, тут аэростат висел как раз над старым городом. Вот ратуша. Вот площадь перед ней…
– Да тут изображена толпа.
– А я тебе о чём говорю? Художник рисует в точности, что видит.