Революционер на паровом ходу

– Подумать только, – Карл разглядывал изображение. – Вот тут, где околоток. Тут то же скопление людей на улице. Постой-ка, а когда сделана эта зарисовка? Уж не тогда ли, когда выпустили Эрхарда? Так я был там в тот день.

– Этот ваш Эрхард бездарь.

– Абсолютно с тобой солидарен, друг мой, – молвил Карл, пытаясь разглядеть себя на изображении. – И ты даже не представляешь какой. У него, в самом деле, такие глупые рифмы…

– А ещё он негодяй.

– Ты слишком резок в своих суждениях.

– Когда-то ты спорил и насчёт его таланта. Теперь убедился сам, чего стоит его одарённость? Так вот что тебе скажу. Трижды его уже арестовывали, верно? А знаешь, как это всякий раз происходит? А вот, выходит он на проспект и прогуливается по нему не спеша. Ясное дело, тут его рано или поздно встречают городовые. И, разумеется, спрашивают, а куда это Вы, разлюбезный господин поэт, направились. Тогда он начинает возмущаться, кричать. Короче нарывается, пока его не скрутят и не уведут силой.

– Ну, вот видишь, он страдает от произвола властей…

– Какой произвол? Разуй глаза! Кабы он в самом деле хотел попасть на митинг, то приехал бы в паровом кэбе, и вышел бы из него уже на площади, в кругу своих почитателей. И не говори, что не всякий может позволить себе раскатывать на паровом кэбе. Уж Эрхард не из бедных. Вполне мог бы купить себе хотя бы самобеглую коляску, и по закону никто его не мог бы арестовать, пока он находится в ней. На худой конец мог бы нанять рикшу. Да хоть сам самокат оседлать и быстро промчаться на площадь мимо зевающих городовых. Но нет, он специально хочет, чтобы его арестовали.

– Ну, ты скажешь тоже, – возмутился Карл. – Кто же это может хотеть быть арестованным?

– Помяни моё слово, – сказал на это старик. – Этот Эрхард ещё себя покажет. А вот тут, смотри-ка, на твоей карте сплошная штриховка, а на гравюре видно отдельные постройки.

Он сказал это совершенно без какого-либо перехода. Только что ругали Эрхарда, а вот уже он выстраивает свой маршрут. За праздной болтовнёй курьер никогда не забывал о деле. Да, на него можно было положиться.

– Знаешь, старина, – произнёс Карл с уважением. – Вот такие маленькие люди как ты, большие герои. Даже если не подозревают об этом. Но делают большое, великое дело…

– Ох, молодой дурак, – сказал Франциск беззлобно. – Не лезть бы тебе в эту дрянь. Я понимаю, нужно на что-то жить. Тебе платят. К тому же возлюбленная Роза. Но хоть сам в эти безобразия не влезай. Хорошо?

Только что Карл восхищался своим старым другом, как уже в который раз с горечью убеждался, насколько его друг непроходимо отстал от веяний времени.

– Как ты не понимаешь, – удручённо сказал он Франциску. – Да, бунт. Но когда иного выхода нет, бунтовать нужно. Только через это общество устанавливает новые порядки распределения богатств, и они становятся более справедливыми.

– Смешно.

– И когда мы сменим правительство…

– То ничего не изменится. Ни-че-го! – перебил его Франциск. – Что проку заменять личности, когда вся система устроена так, как устроена. Говоришь, мало справедливости? Но ведь система устроена так. У этого денег больше, ему и больше благ. А у того денег меньше, и ему не хватает даже на самокат. Вот мне бы он, например, не помешал бы. Но ты же не платишь мне столько.

– Хочешь, я поговорю с Розой? – предложил Карл.

– Нет уж, – отрезал старик решительно. – Этой твоей даме сердца я не хочу быть обязанным чем-то лично. Меня вполне устраивает плата, которую я получаю. И я, заметь, не кричу на всех углах об этом, как о какой-то несправедливости. Есть вещи куда более несправедливые.

– Например? – оживился Карл.

Сейчас он узнает, что волнует Франциска. И, конечно же, сможет ему всё объяснить. С точки зрения необходимости революции, разумеется.

– Например, продажа земли.

– Что?

– А то, что если я доставляю посылку, я произвожу труд, и понятно, что произведённый мною труд должен быть оплачен. Или вот этот игровой автомат, что занял половину твоего магазинчика, будь он неладен. Его то же произвели. Это труд. Что произведено, то должно быть оплачено. Но земля!? Планета. Шарик в бескрайнем космосе, по поверхности которого ползают какие-то мелкие букашки, которые даже не существовали бы без планеты. Даже не существовали бы! А они, вместо благодарности, нарезают землю на кусочки и продают. Землю, которая существовала вечно. Которую они не произвели. А продают! Где же в этом справедливость?

Он завершил свою речь с таким искренним возмущением, что Карл не мог не рассмеяться.

– Прости старина, – проговорил он, утирая выступившие от смеха слёзы. – Но уж чего-чего, а столь детских представлений не ожидал от тебя. И не обижайся на меня. Но нет никакой несправедливости в продаже земли. От этого же никому не делается хуже. Она же была ничья. А нынче продажа земли способствует развитию свободного рынка. А это способствует тому, чтобы инициативный человек мог заработать, сообразно своим способностям. Это очень справедливая система.

– Тогда откуда же несправедливость, о которой ты мне все уши прожужжал?