Революционер на паровом ходу

Карла ввели в кабинет. Приличный такой кабинет, до самого арочного свода потолка стены обшиты лакированными деревянными панелями, массивный письменный стол и книжные шкафы. Обстановка без изысков, но вполне добротная. И в то же время, от всего этого веяло неуловимой, но зато такой физически ощутимой казёнщиной, что даже становилось неуютно. За столом сидел незнакомый Карлу человек.

– Добро пожаловать, господин Фрайден. Вижу, Вы уже вполне освоились с нашими порядками? И это с Вашей стороны очень благоразумно. Забудьте о всяких бунтах, для Вашего же блага. Да Вы не стойте, присаживайтесь вот на этот стул. Ах, неужели я наконец-то вижу Вас у себя! Не представляете, как долго я ждал этого момента.

– Действительно не представляю, – согласился Карл, усаживаясь поудобнее на предложенном стуле. – Ведь мы с Вами никогда не встречались…

– Как же? А на балу в ратуше!

– Не помню, – признался Карл.

– Знаете, говорят, старинная мудрость гласит, что всякому вельможе стоит подружиться с тюремщиком. Смешно, не правда ли? Но у Вас не было шанса подружиться со мной. А я мечтал свести с Вами счёты с того самого дня, когда Вы позволили себе выставить нашего уважаемого друга Ханнеманна в дурном свете…

– Никогда бы не подумал, что научный диспут карается тюрьмой.

– Я уже тогда запомнил Вас. Ваши слова про «тех господ на галёрке, коих я не имею чести знать…». Теперь, мы познакомились, хотя Вы вряд ли рады этому, – он попытался придать улыбке зловещий оскал, но вышло гадко. – Может, со временем я и забыл бы это оскорбление, но Вы стали символом бунта. Для многих людей. И для меня то же. Вы несёте разрушение, сеете хаос. Никакой Вы не герой, а самый обычный бандит. А я как раз тот, кто обязан со всякими бандитами бороться.

– Будет очень увлекательно послушать Вашу обвинительную речь на суде.

– Не иронизируйте. Обвинения против Вас тяжелы. Государственная измена!

– Простите, а разве амнистия…

– Нет, Фрайден, это преступление Вы совершили уже после того, как вернулись.

– Даже не представляю, когда это я успел.

– Вы имели преступное намерение пособничать в контрабанде дурман-травы с целью отравления нации и ослабления её сил перед лицом внешних врагов. Об этом напишут все газеты. На публичный суд не рассчитывайте, госизмену судит тайный трибунал, даже кто его судьи неизвестно. И адвокат в таком процессе не предусмотрен. И если Вы ещё не осознали всего ужаса своего положения, то скажу прямо – теперь Вы целиком в моей власти! Да что Вы улыбаетесь?

Карлу действительно сделалось смешно.

– Скажите, за моей спиной, у стены, за занавесью мишень из досок, верно? И все пробоины в ней очень близко возле центра, не так ли? А у Вас в ящике стола лежат несколько всегда заряженных пистолей. И, кстати, этот ящик уже предусмотрительно выдвинут.

– Проклятье, – выругался начальник тюрьмы. – Но Вы же не можете видеть этого со своего места. Я сам проверял.

– О, не печальтесь, друг, – ответил Карл беззаботно. – Если Ваша ненависть ко мне столь велика, то просто достаньте Ваш любимый пистолет и пустите в меня пулю. А потом скажите, что я на Вас накинулся.

Человек протянул было руку вниз, взвесил что-то в ней. Но положил на место.

– Нет, это уж слишком, – сказал он. – Если бы Вы в самом деле напали не меня, я бы конечно защищал свою жизнь. Но…

– Тогда, господин начальник, – сказал Карл, поднимаясь. – Коль скоро судьба распорядилась, что я теперь Ваш гость, то не соблаговолите ли пристроить гостя на ночлег. А то время уже позднее.

– Да, конечно.

Начальник провёл Карла коридором, и они вместе вышли в галерею, пристроенную к стене крепости изнутри.

– Здесь у нас, как изволите видеть, достаточно просторный двор, – рассказывал начальник на ходу, просто чтобы загладить неловкость ситуации. – Вас будут выпускать гулять иногда. Но при этом наверху всегда дежурят стрелки. Так же у нас есть библиотека. Хорошая, смею заметить. У нас ведь в основном сидят приличные люди, читать любят. И на Ваш вкус наверняка что-нибудь найдётся. Только прошу, не надо портить книги, писать там всякое на полях. Уважайте других заключённых, в конце концов. А для письма Вам будут выдавать бумагу и письменные принадлежности. В разумных количествах, конечно. Ну, вот мы и пришли. Камера не хуже других. Уж не извольте беспокоиться, у меня тут строгий порядок, и всё что Вам полагается, Вы будете получать исправно. Извольте видеть, дверь прочная, биться об неё не надо, только сами поранитесь. Как говорится, милости прошу!

Он распахнул перед ним дверь камеры. Карл улыбнулся.

– Я всё же не понимаю, чему Вы улыбаетесь?

– Две вещи сейчас забавляют меня, – ответил Карл. – И первая, что я не механический таракан, чтобы меня раздавила какая-то заводная лягушка.

– Не понимаю, о чём это Вы.

– А вот вторая. Когда-то я слышал фразу, мол, мудрец свободен даже в тюрьме.

– Какая глупость!

– Совершенно с Вами согласен.

– Рад, что хоть в этом мы с Вами нашли взаимопонимание.