«Александр Михайлов, – писал один из них, – был всегда в курсе не только всех комитетских дел, но и работы каждого отдельного члена его, и не только работы, но и приемов, способов действия, его привычек и слабых сторон его характера… Может быть, удачное исполнение Михайловым этой повседневной задачи контроля над целостностью и безопасностью квартир Исполнительного Комитета и самих его членов указывало на то, что тайная организация не может и не должна оставаться без контролирующей и наблюдающей силы; но после исчезновения с исторической сцены Александра Михайлова эта мера не была осуществлена. Исполнительный Комитет не передал работу Ал. Михайлова… другому лицу, и последствия были роковые».
Самим народовольцам было трудно представить Комитет без Михайлова (Клеточников заплакал, узнав о его аресте).
Невольно вспоминались недавние потери: Пресняков, Квятковский, Иванова, Бух… «Мы проживаем капитал», – мрачно констатировал Желябов. Хотелось подсчитать силы, осмотреться, понять, на что теперь можно надеяться. Пятьсот членов организации на всю Россию – этого мало для всенародного восстания. Нужно что-то предпринять, чтобы взорвать атмосферу бесправия, всколыхнуть общество, народные массы.
Зимой император никуда не ездит, значит, железная дорога отпадает. В Зимний теперь не пробраться. Надо готовить нападение на улицах Петербурга. Пистолет – слишком ненадежное оружие (вывод, рожденный тяжелым опытом Каракозова, Соловьева, Мирского). Значит, метательные снаряды и наблюдатели. Вернее, сначала наблюдатели, затем снаряды. Можно попробовать и еще один подкоп.
Наблюдателей поручили Перовской (для них она была Войновой). Ежедневные результаты разведки стекаются к ней. Она записывает, сопоставляет, уточняет. Выясняется следующее: выезды императора в будние дни непредсказуемы. Зато по воскресеньям распорядок дня четкий: Зимний – Михайловский манеж (на развод войск) – набережная Екатерининского канала – Зимний. Путь же к Михайловскому манежу – это Невский проспект и Малая Садовая улица.
Малая Садовая улица, дом графа Менгдена, в котором сдается в наем полуподвал. 7 января 1881 г. в нем открывает сырную лавку «крестьянская семья Кобозевых» – члены Исполнительного Комитета «Народной воли» Анна Якимова и Юрий Богданович. Снова подкоп, узкая галерея – полумогила, угроза обвала, угроза неожиданного посещения полиции. Последнее – реальнее всего. Не та полиция стала в Петербурге, да и дворники не те. Сделались они пугливее, настороженнее, опытнее. Вот и к Кобозевым дворник в конце февраля привел ревизию: участкового пристава и известного техника, генерал-майора Мравинского – эксперта полиции.
Запах сыров, скопившихся в полуподвале, так шибал в нос, что генерал не чаял как поскорее выбраться на свежий воздух. Видимо, поэтому он поинтересовался лишь обшивкой стен, постучал в нескольких местах каблуками о половицы да спросил о происхождении сырого пятна в кладовой. «Сметану пролили, ваше благородие», – ответил Богданович. А здесь же стояли сырные бочки, наполненные землей из подкопа, куча земли лежала на полу у стены, прикрытая рогожами и драными половиками. Обошлось…
И пока еще никто из членов Комитета не знал, что накануне вечером случилось несчастье. На квартире своего старого одесского друга, народовольца Михаила Тригони, был арестован Желябов. Круг сужался. 1 марта 1881 г. решено было собраться на квартире Геси Гельфман. Сюда бледная, сразу постаревшая Перовская принесла метательные снаряды, здесь же она объяснила метальщикам предстоящую операцию.
Нарисовав план части города, Софья Львовна еще раз проанализировала ситуацию. Император, отправившись на развод войск в Михайловский замок, не может миновать угла Итальянской улицы и Манежной площади, – двое метальщиков будут ждать его здесь. Троих, на всякий случай, – на набережную Екатерининского канала. Себе Перовская отводила роль наблюдателя за каретой царя. Сигнал метальщикам – взмах носовым платком.