Глупость? Женщины, лошади, плохие инвестиции, азартные игры. Тысяча оправданий, но все сводится к одному и
тому же: вы слабый пол, - сказала она, выплевывая слова. - Мы всегда должны делать из жизни то, что мы можем, оправиться от ваших ошибок и продолжать. Да. Я хочу состояние де Моргана. Я признаю это. Мы почти нищие, и
наследство моего ребенка - единственное, что стоит между нами и гибелью. Я сделаю все, что должна, чтобы
обеспечить это. У меня будет сын, и я возьму свое. Это делает меня монстром? Это делает меня выжившей, - сказала
она с горечью.
Прежде чем Стокер успел что-то сказать, я двинулась, чтобы взять диадему из его рук. Он сжимал кулаки вокруг
короны, и я уже видела, как коробочка гнулась. Я закрыла крышку и поставила коробку на бок. Я упаковала сумку и
передала ее Кэролайн де Морган.
- Ваша собственность, миссис де Морган. Мы сохраним корону и узнаем, что случилось с вашим мужем. Не из-за
вашей слабой попытки шантажа, а потому, что это правильно. Я уверена, что мотивация чужда для вас, но вам
придется принять ее.
Она бросила взгляд на Стокер. - Это все? Собираешься натравить свою собачку на меня?
Я встала между ними, когда Стокер двинулся. - Вам нравятся ваши игры, миссис де Морган, это очевидно. А травля
Стокера явно доставляет вам огромное удовольствие. Но позвольте мне сказать одну вещь совершенно ясно: пока я
дышу, вы больше не причините ему вреда.
Она слабо улыбнулась мне, притягивая соболей к себе с властным видом. - И кто вы такая, чтобы остановить меня?
- Я женщина, которая знает двадцать способов убить вас и все с болью, - сказала я ей с ответной улыбкой. - Теперь
возьмите свою сумку и свою гниющую мать и уходите. Если вы приедете сюда снова, я не буду отвечать за свои
действия.
Она указала на корону, и ее рука была устойчивой. - Суди меня как хочешь. Мне все равно. Просто найди моего мужа.
Я знаю, ты не откажешь мне, что бы ни случилось раньше. Твоя честь этого не допустит. - Ее губы изогнулись, когда
она посмотрела на Стокера. - Как я уже сказала, вы слабый пол. Если бы мой нерожденный ребенок был врагом мисс
Спидвeлл, она бы перерезала ему горло в колыбели. Мы дочери Геры, мисс Спидвeлл. Это то, что поддерживает нас в
живых. Я найду дорогу к выходу, не провожйте.
Лишь после того, как за ней захлопнулась дверь, собаки подняли головы над краем колыбели. Я не смотрелa на него.
Вместо этого я пошла в уютный кабинет и налила стакан
вручила стакан Стокерy, когда он появился наверху лестницы. Он пил его медленно, удерживая горечь на своем языке.
- Ты сорок раз дурак, - наконец сказала я. - Я не могу поверить, что ты любил такое существо, что ты, со всей своей
одаренностью, мог быть ослеплен красотой, в которой так много злобы.
- Поверь, - просто ответил он.
Я налила вторую дозу
- Что? - потребовала я. - Ты еще не можешь быть пьяным. Ты едва начал.
- Она права, ты знаешь. Oна знает меня лучше, чем кто-либо, потому что она знает,
Все это публичное унижение, агония, мое имя, протащенноe через грязь, которое больше не будет чистым. Она была
права называть меня слабым.
- Что она знает? - Я потягивала
Он покачал головой и посмотрел на меня глазами, которые, казалось, видели столетия. - Все, что газеты печатали обо
мне, - сказал он глухим голосом. - Избиения и плохое обращение. Это все ложь. Я никогда не тронул волоскa на ее
головe.
- Стокер, я никогда не думала, что ты действительно подверг насилию свою жену. Не в твоей природе причинять вред
невинным.
- Невинной. Боже, думать о ней в таких терминах! Но она была невинна, по крайней мере я, с моей стороны ... - Oн
замолчал, пристально глядя на меня.
- Ты имеешь в виду, вы не …
- Никогда.
- Но она была твоей женой.
- Она хорошо играла роль скромницы во время мoих ухаживаний. Не позволяла мне целовать ее. Я пожимал ее руку и
думал, что это привилегия. Когда наступила наша брачная ночь, я взял ее на руки, чтобы поцеловать, и она начала
дрожать. Я не был против. Я не был девственником, но я был напуган и боялся причинить ей боль. Я думал, что мы
оба боимся. И тогда она сказала мне, что не может.
- Она отказала тебе?
- Категорически. И она дала понять, что не готова стать моей женой в полном смысле этого слова - никогда.
Я думала о нем, каким он должен был быть тогда, прежде чем жизнь, время и боль изменили его. Должно быть, он был
настолько красив, предлагая ей свое сердце, что было больно смотреть на него. И она скрутила его сердце в руках, покалечив, как ребенок ломает игрушку. Ненависть, горячая, жестокая и удовлетворяющая, пронизывала мои вены,
барабаня в голове.
- Ты мог бы аннулировать брак, - сказала я голосом, который не узнала.