Резьба по кости в России XVIII - XIX веков

Якуты-скотоводы полной оседлости в XIX веке еще не знали. Поэтому два раза в год они обязательно переходили с зимников на летники, меняя свое постоянное местожительство, выпас скота диктовал им свои условия. Этим объясняется их отношение к коню, к «сэргэ» как предмету, тесно с ним связанному. Священная коновязь вбивалась у нового дома молодых; около нее родители благословляли дочь-невесту. На целом ряде гребней встречаются композиции, где коновязь играет значительную роль. Примером может служить один гребень с развернутой композицией сцен самого разного порядка. На прямоугольном поле, в верхней его части надпись: «Якутск 1843 год». В центре, средь холмистой местности размещена юрта, рядом — чан для кумыса. Около него стоит женщина и протягивает кубок с кумысом ребенку. За ее спиной с правой стороны от юрты возвышается еще один чан с кумысом. Левая сторона композиции уравновешивается достаточно крупным изображением всадника с посаженным позади него ребенком. Любопытно, что конь еще стоит у привязи, у резного столбика коновязи, но он как бы переступает ногами, косторез наметил ритм движения. Этот ритм продолжен в пластичном рисунке холмиков, округлой юрты и неровной волнистой линии верхнего края огромного сосуда с кумысом справа. По краю всего прямоугольника в качестве обрамления мастер расположил очень условно трактованный лиственный побег. Его четкость, почти геометричность противопоставляется ритмичности и плавности общей сюжетной композиции. На оборотной стороне гребня представлен женский танец «осуокай»: пять женщин в нарядных расшитых узорами одеждах стоят лицом к зрителю, слева фигура поставлена в профиль, справа женщина с чашей в левой руке, в правой — черпак, чтобы разливать кумыс из сосуда. Строгая композиция выполнена четко. Уверенность руки костореза проявилась в исполнительском мастерстве. Графичность линии хорошо сочетается с плоским рельефом, который достаточно моделирован, выделены все необходимые детали, конкретизированы все предметы. Нет здесь отвлеченности образов, символов, все трактовано вполне реалистически. В художественной манере ощущается определенная монументальность, неделимая цельность предметов. Рельеф — основа резьбы; прорезь имеет место только лишь в скромной растительной орнаментации. При сравнении с другими гребнями этот выделяется своими несомненными достоинствами в пластическом и композиционно-ритмическом решении. Имеются сведения, что этот гребень принадлежал декабристу И. Якушкину, он был приговорен к смертной казни, замененной двадцатилетней каторгой, впоследствии несколько сокращенной. С 1835 года Якушкин жил на поселении в Ялуторовске Тобольской губернии (ныне Тюменская область). Видимо, резной костяной гребень является реликвией семьи и потому был сохранен его сыном, этнографом, для потомков.

Два гребня. Первая половина XIX в. ГЭ. ЭРК-990, 487. 15,5×9,5; 15,6×10

О дружеских контактах, которые возникали между якутами и русскими поселенцами в Сибири, напоминает гребень 1844 года с изображением сцены угощения гостя. Якут в национальной меховой одежде с чороном в руках принимает русского, видимо, военного, так как одет он в форменный костюм. Они сидят друг против друга, беседуют. Сцена развернута на фоне интерьера. Художник изобразил здание в разрезе. Справа — танцующие женщины. На оборотной стороне гребня изображены якутские жилища и несколько фигурок. Жилые постройки якутов представляют несомненный интерес. Зимник — это деревянный из лиственницы дом, юрта, в виде усеченной четырехугольной пирамиды с двухскатной довольно пологой крышей. Более древний его тип — балаган, с обязательными тремя окнами, затянутыми рыбьим пузырем или слюдою. Зимники существовали вплоть до середины XIX века. Летним жилищем была ураса — конусообразное строение из бересты и жердей. Якутские резчики по кости любили вводить эти постройки в свои композиции. На гребне 1844 года представлены именно такого рода постройки. Причем резчик сумел создать своеобразный строгий композиционный ритм зарисовки. Казалось бы, статичность построек не может дать на малом пространстве нужного эмоционально действующего изображения. Но это получилось за счет введения мелких фигурок людей, скромного намека на пейзаж. В целом резьба гребня привлекает своей непринужденной простотой, естественностью композиции, хорошим исполнительским мастерством.

Если коробочка эрмитажного собрания, помеченная 1842 годом с монограммой «КПТД», вся украшена сквозным тонким орнаментом, под который подложена алая фольга, необычайно напоминает костяные резные изделия холмогорских мастеров XVIII — начала XIX века, то в пластине (деталь коробки) с лыжником и ездовыми собаками, мчащимися под развесистыми ветвями кедра, этой связи найти невозможно[74]. Здесь, как и в целом ряде других композиций на гребнях и пластинах, отчетливо видны самостоятельность и своеобразие художественного мышления якутских резчиков по кости.