Резервисты

Временно командиром назначили Мишаню, который уже стал старшим сержантом, да и блокнотик, который он завел, когда стал снайпером, потихоньку заполнялся. От гордости Мишаня раздулся, как дирижабль. Как только «серен» (капитан, командир роты — ивр.), объявивший нам эту новость, вышел из казармы, Мишаня радостно заорал: «Взвод, слушай мою команду! Упор лежа принять!» И тут же выскочил за дверь, спасаясь от ботинок и касок, которые в него полетели.

Мишанино счастье длилось недолго. Через два дня ночью прилетел вертолет, он завис, приткнувшись к площадке, не выключая двигатель. В этот момент вертолет наиболее уязвим, поэтому он ждет всего шестьдесят секунд, если не успели что-то сгрузить — наши проблемы. Сбить «вертушку» — это мечта боевиков, пока, слава богу, не осуществившаяся.

Только однажды, в 97-м году, два «Ясура», набитые пехотой, ожидавшие разрешения на пересечение границы с Ливаном, столкнулись в воздухе над поселком Шаар Ешув. Один вертолет рухнул и взорвался, второй совершил аварийную посадку, но от удара о землю возник пожар и сдетонировал боекомплект. Из-за рвущихся в огне боеприпасов спасатели не смогли приблизиться, им оставалось только смотреть, как гибнут уцелевшие при посадке люди. Не выжил никто из семидесяти четырех человек, находившихся в вертолетах. Для боевиков это был праздник, в Бейруте два дня продолжались народные гуляния. Для нас… для нас это были десятки молодых лиц на первых страницах газет, в черных рамочках, и краткая биография, почти у всех одинаковая: «Окончил школу, призвался, мечтал сделать то-то и то-то, возраст — девятнадцать лет, — и в завершение: — Да будет благословенна его память».

«Вертушка» доставила нового лейтенанта и молодого радиста, на замену Моше. Утром новый взводный познакомился с каждым из нас, сказал, что его зовут Галь. В Ливане он находился в общей сложности полгода, но показался нам нормальным парнем, правда, это еще ничего не значило, предстояло проверить его в боевой обстановке. «Молодого» звали Йоси, первое, что бросалось в глаза, — широченная улыбка, не слезавшая с его лица. Потом выяснилось и другое его достоинство, кроме улыбки. Йоси прекрасно шил и даже приташил с собой какую-то маленькую, ручную машинку.

На следующий день у боевиков, по Мишаниному выражению, начались «критические дни». Весь день на нас сыпались мины и «PC». Пока обходилось без, жертв, только несколько человек контузило разрывами. Артиллерия и вертолеты старались не давать нас в обиду, но нам немного досталось. Связистам посносило все антенны, связь работала с перебоями. Продырявило баки с водой. Мы сидели в бункере, играли в карты, в нарды или просто трепались, прислушиваясь к разрывам. Киса спел нам новую песню, вычитанную в какой-то книжке:

Мы прыгаем ночью с гремящих небес
В пустыню, на джунгли, на скалы, на лес.
Ножи, автоматы и боезапас —
Завис над землею советский спецназ.

Глядя на его карикатурную еврейскую физиономию, трудно было представить себе советский спецназ, и если бы не обстановка казармы и не эхо взрывов наверху, мы бы его, наверное, засмеяли…

Вместе с нами сидел сапер Рахамим. Его боевой пес Тоби, зверская помесь овчарки, волкодава и десятка других свирепых пород, дрых в углу. Рахамим с интересом прислушивался к незнакомым словам, шевеля губами.

Скажите про это «зеленым беретам»,
Пусть знают они, с кем им дело иметь
В ледовом просторе, в лесу или в поле,
Везде, где со смертью встречается смерть.

При звуках последнего аккорда Тоби задрал хвост и шумно испортил воздух. Мишаня мрачно покосился на обоих.

Рахамим обрадовался:

— Когда пес пердит, он приносит счастье!

Мишаня заломил бровь и уставился на спящего «носителя счастья». Тот невозмутимо скребанул лапой ухо и выдал на «бис».

После двух контузий Мишаня вообще стал малоразговорчивым, предпочитая слову дело.

Он поднялся, взял пса за все четыре лапы, так охотники носят подстреленную дичь, вынес удивленно завертевшего башкой пса в коридор, сгрузил его у стены и вернулся, затворив дверь.

— Так и надо, — одобрил Киса, — пускай лучше научится обед с кухни носить или на худой конец газету по утрам.

…К ночи весь этот дурдом прекратился. Снова потянулись одинаковые дни, наряды, караулы. Несколько недель стояло затишье. Мы не вылезали за стены укреплений. Видимо, командование решило сменить тактику. Офицеры ругались между собой, говорили, что мы утрачиваем инициативу.

А однажды утром два взвода подняли по тревоге и двинули на БТРах в район N. Сказали, что нужно помочь спецназу.