Режь пуповину. Разрезай

– Я знаю, как ветер поднимает занавески, из-под них пробивается электрический свет злобных ведьм и драконов. Я знаю, как бьют мечом и молотом по стенам нашим защитным, они оглушают, и после них под занавесами может быть мокро. Мама сказала это – слёзы её, ведь она нас защищала. Но я читала в книгах когда-то, что есть много непослушных детей – значит, и другие дети бывают в опасности и их тоже нужно спасать, но где они? Могут ли стать наши стены их защитою? Иногда я слышала отблеск огня – поджигали подножия нашего дома и заставляли вдыхать гарь. Я плакала, но мать приходила и мокрыми тряпками обвешивала занавесы. Так было много раз, но мы не горели, тогда, возможно, там горели другие – и им нужны другие стены. Мать защищала меня, но в защите нуждались другие! – голос Элли становится громче. Девочка встаёт на цыпочки. Одной рукой она проводит по мрачным занавесками, а второй держится за стул. – Прошло так много лет и опасностей, мы остались живы, наши стены сильны и ничему не по чём их снести, может, пора другим дать приют? Наши стены так сильны, может, пора открыть занавесы и заколоть всё зло, что рвёт раз за разом мою мать, что поджигает чужие стены и заставляет меня плакать? Я знаю, как ветер поднимает занавески, а под ними свет. И иногда я слышу из-под оставленных щелей крик людей – их там много, а я всё здесь.

На лестничной площадке становится шумно. Элли резко одёргивает руку и поспешно со стулом добирается до гостиной, чтобы там дождаться маму. Мама заходит, улыбается, у неё снова порвано пальто, как и много лет назад, Элли подходит к женщине и целует её руки, но в этот раз она не останавливает взгляд на лице матери, а уводит… Мать замечает печаль дочурки:

– Милая девочка, ты меня дождалась. Я принесла из того мира клубнику, ты ведь любишь её?

– Не люблю. Я люблю лишь тебя, мамочка!

И каждый раз, отныне, когда уходит мать, девочка пробирается к окнам. И слушает. Пару раз она оступалась, оказывалась на полу и не держала ладонь на стуле – девочка начинала плакать и звать маму, но затем, видя, как никто и ничто не желало её похитить, она успокаивалась. Вставала. И шла к окну.

И уже через пару месяцев она находилась у окна без своего стула.

– Вчера они было теплее, – говорит Элли, проводя ладонями по занавесками. – Я давно хотела и думала об этом. Нет, Элли. Мама запретила открывать их: иначе сердце сойдёт с ума, а кожа покроется волдырями. Но ты уже непослушная дочь, Элли! Ты ступила на пол и стала Рапунцель, – девушка ухватилась за край занавески и, как делала мама, слегка отодвинула занавеску влево. Затем ещё немного. И солнечный свет лучом пробил кухню. Замирает Элли: смотрит за вражеским лучом глаз, как по ним летят пылинки, готовые погубить с дыханием. А ладони становится теплее. – Это глаза злых и кровожадных драконов? Но мне тепло. Впервые телу стало так тепло, это не так, как с одеялом. – Глаза Элли зажигаются, а изо рта слышится несмелый смех. – Это глаза – ну и что же? Пусть смотрит. А мне станет тепло, и буду я так полная тепла, что, обняв маму, я подарю ей его.

Элли крутится у окна и не старается смотреть в глубину его, чтоб ещё больше не искушать душу. Одна рука держит занавеску и наполняется теплом, как и часть плеча.

Слышится шум на лестничной площадке. Элли задёргивает занавеску и бежит к стулу. С трудом успевает.

Мать входит, дожидается поцелуя. Элли спрыгивает со стула и несётся к матери. Она берёт руку матери и хочет уже чмокнуть руку, как женщина отдёргивает от себя дочь. Она резко хватает тоненькую руку:

– И почему? – кричит женщина. – Я тебя защищала, оберегала, а ты? Твои руки согреты не мной, на них я вижу след – ты покорилась оку, и оно сожгло твою кожу. Я вижу всё, моё сердце предчувствовало муку. А ты вонзила в меня кол! Предала! – женщина напирает вперёд, пока дочь пытается вытянуть свою руку. Элли встряхивают. Она падает на пол, но её продолжают тянуть вверх мамины руки.

– Мама, не надо. Я больше не буду! Прости неразумную дочь. Я опечалила тебя.

– Ты!.. Маленькая глупая дура, – воет мать в лицо дочери. По детским щекам текут слёзы. Вторая ладонь женщины поднимается и проходится по серой щёчке. – Я должна оградить тебя от дурного влияния ока драконов. Каждый день выхожу, воюю с соседними тварями, пока твою душу, здесь, похищают дьяволы. Закрой же свой рот, милая Элли, или хочешь, чтоб они пришли за тобой? – крик превращается в шёпот. Хныкающей дочери мать показывает палец у сомкнутого рта. – Ты думаешь солнце светит всем, что его тепло не опасно? Ты родилась такой слабой и наивной. Не уберегла – и оно пожгло тебя. Ты моя нежность, ну почему ты не слушаешь мать свою? Я вынуждена идти туда, чтоб прокормить тебя.

– Мамочка, я больше не буду.

– Они безжалостны и только ждут, когда такие как ты заглянут за занавесы.

– А как же ты? Кто научил тебя туда идти?

– Я была сильна, я не подкупна, я не покоряюсь солнцу и слову. А ты – дурна и навечно будешь оберегаться здесь, или не помнишь, что случилось со златокосой и слепой девицей? Матушку не послушала и умерла на розах.

– А что такое розы, мама?