Режь пуповину. Разрезай

– Сегодня ты очень меня расстроила. Глупыми вопросами, уродливыми фантазиями. Ты стала слишком бесстрашной, коль захотела увидеть дракона, – мама помогает спуститься дочери с кресла и ждёт, когда она уйдёт в угол коридора, чтобы из кухни было удобней смотреть за глупенькой Элли. Элли молча идёт к углу, а из под платьица падает на пол кленовый лист. Мать опускает взор на лист. Она прямая и холодная как стена, всё тело её напряжено, а глаза сверкают и блещут тихой яростью. – Лист кленовый – запретный плод. Весть из мира пришла к тебе. Как бы ни была упорна в защите тебя, ты всё постигаешь страх и становишься ему сладкой добычей. Как защитить тебя, если растёшь? Ты становишься сильней, мне не сломить тебя. Если бы меня так любила мать – я бы всю жизнь пела и танцевала ей. Улыбнись же мне, Элли, посмотри. Твоя бедная мать хочет защитить бедную дурочку, но ты её предаёшь. Все эти вопросы, Солнце и теперь кленовый лист. Лучше не знать, как жесток мир. Твоё бедное сердечко – они съедят их и не взглянут, они используют тебя! Я защищу тебя и будем жить вечно!.. Милая Элли, я всегда с тобой. Только подожди и ты всё это перерастёшь. Я буду всегда рядом с тобой. Но только слушайся, чтобы не расстраивать меня. Прости, но только так я обрублю желание постигать тот мир. Лучше не знать, лучше не думать о нём. Все эти тараканы, солнце и вторые мамы… Милая Элли, ты стоишь там и плачешь из-за меня, так улыбнись! – поднимает в сторону дочери мать и плачет сама. По её щеке стекает крупная слеза. Мать поднимает лист и сжимает его в своих руках. – Нет, кленовый лист – всего лишь бред. Я больше не потревожу душу. Я получше заколочу окна. И мы будем одни, во всём мире одни. Нет! Нас никто не потревожит. Нас никто не обидит. Нет, никто не предаст больше. Мы будем на виду, обнажены душой и сердцем. Да, это выход один. Так… я защищу тебя. Один на один взгляд. Неразрывная связь меж нами. Одна пуповина на двоих. Нет, ещё больше любить нельзя. Я люблю тебя! – лампочка в торшере перегорает, и комната погружается в полный мрак.

– Пройдут года. Пройдут, – поёт в своём углу Элли: «Я стану старше и тогда я буду похоже на мать. Её улыбка, её глаза, её руки. Я… как она. Пройдут года, года… Только подожди, мама, я стану храбрей. Мертва. Мертва. Сердце замерло, я перестала дышать, когда ты в очередной раз поцеловала меня жёстко. Мама, я захотела жить. Тогда я увидела, как ты меня, как тогда, придавила тапком мать и дочь, и ещё одну мать. Я захотела жить. Жить и гореть под солнечным теплом».

Действие IV

Элла в лучшем платье. По квартире пахнет сладким пирогом. Из кухни доносится голосок поющей матери:

– День Рождения настал. Тебе восемнадцать лет. Восемнадцать долгих лет, тяжёлых лет. Ты стала выше и краше. Пожелаю милой дочке здоровье и долгих лет её маме. Восемнадцать Элли. Моя дочка! – женщина зовёт дочь к столу. Дочь медленно присаживается, начинает есть кусок пирога, пока мама ласково смотрит на именинницу и улыбается. На лице дочери, не смотря на сладость вишнёвого пирога, печаль и решимость.

– Мама, кто такой король? – откладывает вилку Элла и смотрит на замершую мать, которая в мгновение ока приготовилась к прыжку. – Почему он всегда идёт с королевой? И почему у них обязательно рождается принцесса? А ещё… Есть два таракана. И у них есть дети. Ответь, мама. Я долго думала об этом. Ответь мама. Ответь мама. И не целуй меня, я не хочу это. Я долго просидела над книгой. Я смотрела каждое слово. Я каждую черту просвечивала над светом, электрическим светом. Ответь, мама. Ответь, мама. Сегодня я стала той, кто тоже мамой может стать. Ты говорила, что только ты можешь пересечь дверь и посмотреть в щель. Так как ты мама, я тоже хочу быть мамой. Ответь, мама. Ответь, мама. Не целуй меня! Не целуй меня! Не хочу это. Не хочу это. Не хочу… Ответь мне. Я жду ответы.

– Ты никогда не познаешь муку эту.

– Муку? Ты каждый день говорила об опасности мира, но я была всегда лишь здесь. Я никогда не видела, что за занавесом. Каждое слово – ложь. Это слово я тоже узнала книг.

– Ложь? Как ты смеешь так матери говорить? Совсем облезла с этими книгами. Я их сожгу и утоплю, и ты будешь моей.

– Нет, мама! – Элла встаёт изо стола и идёт в зал, за ней мама. – Ты говорила не ступать на пол, когда уходишь, там растекается лава и там похищают души. Мои ноги затекали, кружилась голова, я считала каждый час и часто падала со стула. Я считала, меня похищают волки или дьяволы – они проникли через щели, чтоб убить, но я всегда была в порядке! Меня никто не трогал, будь я в кресле или на стуле, никто не похищал. Значит, это была ложь.

– Я хотела уберечь тебя!

– И от чего? Скажи же, мама! Что такого страшного в мире, что даже не провела меня с собой по нём? Я помню твои объятия и поцелуи, от них болело тело. Моё сердце обливалось кровью – так убивают на розах. Мама не научила Рапунцель отличать мать от ведьмы, она её убила. Может, ты тоже ведьма и пришла прихлопнуть меня так, как таракана?

– Что за вздор!? Опомнись, Элли!