Вряд ли можно предположить, что Пырьев, закончивший в 1947 году «Сказание о земле Сибирской», всерьез рассчитывал, что ему теперь позволят снимать Достоевского. До середины 1950-х годов Федор Михайлович именовался в СССР «реакционным писателем», предавшим идеалы молодости и ушедшим в «достоевщину». С четкой наглядностью это было продемонстрировано в фильме 1932 года «Мертвый дом», где классик выведен, мягко говоря, в неприятном обличье. Его не переиздавали и если обращались к творчеству, то лишь для того, чтобы еще раз обличить. Да и сам Пырьев в упомянутых записях не упускает случая пройтись по пресловутой «достоевщине», которую он напрочь отвергает…
Существует и иная, так сказать фольклорная, версия появления «Идиота» в послужном списке Пырьева.
В одной из зарубежных поездок, которых стало много на заре «оттепели», Иван Александрович был вместе с Марком Донским, который оказался самой важной персоной для принимающей стороны. Создатель трилогии о Горьком традиционно почитался на Западе, а итальянские неореалисты даже объявили Донского своим духовным отцом. (В 1948-м, в эпоху «борьбы с космополитизмом», Марку Семеновичу это припомнили. Его тогда спас Сталин, похваливший ленту «Воспитание чувств» и повелевший переименовать ее в «Сельскую учительницу».) Пырьев же со своими безумно популярными в СССР колхозными комедиями никого на Западе не заинтересовал. Разумеется, Ивану Александровичу стало обидно, и он задумался, что бы такое снять, чтобы покорить и заграницу тоже. Так возник Достоевский, с которого именно в это время было снято табу…
Скорее всего, доля правды есть и в официальной, и в фольклорной версиях. Как бы там ни было, картина пользовалась большим успехом в Советском Союзе. Великолепный Юрий Яковлев (Мышкин) и роскошная Юлия Борисова (Настасья Филипповна) стали кумирами миллионов телезрителей. Но на заграничную репутацию Ивана Александровича фильм не повлиял ничуть. Но если бы «Идиот» был для Пырьева лишь конъюнктурой, за ним не последовали бы «Белые ночи», а свой творческий путь певец трактористов и кубанских казаков не завершил бы «Братьями Карамазовыми».
Дело, видимо, в том, что сам Иван Александрович был личностью в высшей степени «достоевской». Не зря ведь о нем сегодня пишут такие противоречивые вещи. Зловещий тип и покровитель талантливой молодежи. Вежливый человек и матерщинник. Обходительный мужчина и садист, мстящий отвергнувшим его дамам…
Существуют многочисленные рассказы о том, что Пырьев действительно «болел» Достоевским. Шкаф в его кабинете был забит сценариями, написанными по
Все это и есть та самая «достоевщина», что была столь ненавистна официальной советской литературоведческой науке. И это, кроме прочего, — самое главное в Достоевском, заглянувшем в такие бездны человеческой души, что читатели во всем мире уже вторую сотню лет пребывают в смятении между восторгом и ужасом.
В сущности, если забыть о романе, пырьевский «Идиот» — картина совсем не плохая. Сильная, мощная, с гениальными актерскими работами, ярким, контрастным цветовым решением… Читатели «Советского экрана» — самого массового киножурнала в мире — не зря признали ленту лучшей в советском прокате 1958 года. «Достоевщина», с которой Иван Александрович, по его уверениям, всячески боролся, все-таки иногда проявляется — во внешности и игре Яковлева и Борисовой, в некоторых монтажных стыках, подкрепленных ударной музыкой… И если визуально это скорее Мамин-Сибиряк, а не Федор Михайлович, то дело тут как раз в том, что режиссер постоянно стремится поставить вновь разрешенного классика в один ряд с писателями, давно пользующимися официальной благосклонностью.
Прекращение работы над экранизацией романа принято объяснять тем, что Юрий Яковлев ощутил для себя некую душевную невозможность дальнейшего пребывания в образе князя Мышкина. Говорят также и о крайне невыразительной Аглае — Раисе Максимовой, которая должна была бы стать главной героиней второй части. Всё это — так, но есть и еще одно объяснение. Пырьев сам почувствовал огромность материала, с которым соприкоснулся. Именно почувствовал. Разум в случае с Достоевским не так важен, как чувства. «Белые ночи» показались тогда Ивану Александровичу более подходящими для спокойной работы над любимым писателем.