— Ручной пулемет Калашникова. Штука убойная. Сто пятьдесят выстрелов в минуту, дальность — километр. Ну Дегтярева ты видел, в принципе то же самое, только хуже. Вот авиационный пулемет двадцать восьмого года выпуска. Гордость коллекции. Папик его особенно любил. Есть еще противотанковое ружье системы Симонова — это для эстетов. Не пытайся, не подымешь. Емкость всего пять патронов, но зато как вставляет! Танковый пулемет Дегтярева, ШКАС тридцать второго года, Максим, пулемет Горюнова — ты извини, тут как попало свалено. Папик вообще антиквар любил, по дегтяреву особо перся.
— Господи… — пробормотал Горик, — даже не верится…
Впервые за сегодня Юля хорошо рассмотрела его глаза, — раньше они были сонно полузакрыты. Горик погладил попавшийся под руку автомат Калашникова.
Юля достала из рюкзака гранату Ф-1 и аккуратно положила ее на место, к другим игрушкам.
— Коллекция, конечно, небольшая, — сказала она не без кокетства, — но зато почти все в рабочем состоянии.
— А базуки нету? — спросил Горик.
— От чого нема того нема. Но гранат имеется изрядно.
— И что… никто-никто вот об этом не знает?
— Только я. И ты теперь.
Юля замолчала и вспомнила отца.
— Папик только мне доверял, — сказала она. — Может, потому что я больше всех его любила. Ну и боялась, конечно… Даже мать не знала, куда он уходит. Только я знала… Ну а когда он умер, мама все оружие, что было в доме сдала в ментовку… Там мало было, основное здесь… Папа вообще оружие любил больше всего остального… Больше мамы, больше меня…
Зачем я ему это все рассказываю, подумала Юля и вдруг поняла, что уже давно мечтает хоть с кем-то об этом поговорить.
Сомнамбулически шатаясь, Горик бродил туда-сюда между стеллажами. Вокруг была смерть, твердая металлическая смерть.
— Зачем ты мне это показала… — произнес он так тихо, что Юле пришлось вслушиваться. Это не был вопрос, но она все равно ответила:
— Не знаю.
— Мне же теперь захочется кого-нибудь убить… — пробормотал Горик чуть слышно.
Юля подошла ближе и заглянула в его глаза.
— А ты умеешь стрелять? — спросила она.
— Нет.
Юля взяла пистолет Макарова, вытащила обойму, проверила все ли в порядке и с лязгающим щелчком вставила ее на место. Этот щелчок прозвучал резко, дерзко, решительно. Он враз ответил на все вопросы.
— Тогда начнем с азов, — сказала Юля.
В доме, уже порядком оглохшая и уставшая, Юля сказала Горику:
— В два часа мне надо быть дома. Поезд еще нескоро, так что можешь пару часов поспать, я все равно хотела книги наверху перебрать.
Горик подумал.
— Я посплю.
— Хорошо. Да сними ты свою куртку. Если хочешь умыться — вон ванная.
Это был прозрачный намек. Все-таки сильно от него воняло. Горик снял куртку (под ней оказалась рваная байковая рубаха), бросил на Юлю печальный взгляд и потопал умываться.
— Мыло в мыльнице! — крикнула Юля ему вслед, хотя где еще может быть мыло. — Мыльница на полке!
Горик лег спать не раздеваясь. Юля принесла ему плед (она сама на могла заснуть не укрывшись чем-то, даже если было тепло), укрыла Горика и присела рядом. Они смотрели друг другу в глаза, потом Юля сказала: «Спи!». Она уже хотела уходить, но Горик резко привстал и попытался ее поцеловать.
Юля была к этому готова. Она толкнула его ладонью в грудь, мягко, но сильно. Он плюхнулся на подушку.
— Нет, — сказала Юля.
— Почему?
— Я не хочу.
— Но ты захочешь… когда-нибудь?
— Не знаю. Может быть. Спи.
Она встала и вышла из комнаты. За спиной раздался тихий обреченный вздох.
Четвертым уроком была физкультура. На улице хлестал жестокий ливень с градом, поэтому ее проводили в зале.
Женская половина двух восьмых классов — «А» и «Б» — прыгала, бегала, бросала мяч, кувыркалась, вставала на мостик. В зале было душно, резко пахло девичьим потом, и стоял тонкий кошачий визг. От обилия половосозревающих вспотевших девочек в шортиках, спортивных штанах, топиках и маечках сходил с ума раскрасневшийся Винни-Пух (Светлана Федоровна все еще лежала в больнице).
Юля пыталась стать на «мостик» с вертикального положения. Рядом возник Винни-Пух:
— Давай, я помогу.
— Не надо! Я сама! — Юля таки сделала «мостик».
Когда-то она вместе с мамой занималась гимнастикой и до сих пор могла многое, например, садилась на шпагат. Простояв десять секунд выгнувшись аркой, Юля рухнула на мат.
Вини-Пух подал ей руку. Она брезгливо и неохотно воспользовалась помощью и, поднявшись, громко сказала:
— Николай Павлович, я попрошу вас не подходить ко мне близко. Дело в том, что от вас нехорошо пахнет. Могу посоветовать вам отличный сухой дезодорант.
Девчонки захихикали. Даже Маха и та громко прыснула. Винни-Пух, похоже, здорово рассвирепел, но сделал вид, что не услышал:
— Ладно, делаем упражнение! Веселей, веселей!
Он подошел к девочкам из «А» — класса, которые кувыркались на матах. Самой заметной там была Святая Вера — красная, потная, часто дышащая, в мужских спортивных, и бесформенной футболке, под которой бугрился пуленепробиваемый лифчик астрономического размера. Когда Вере все же удавалось сделать кувырок, она напоминала заднее колесо трактора «Беларусь».