Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

— Это еще не все, — сказал Кича. — Ты же еще не слышал, как это будет происходить. Есть специальный ритуал, нарушение которого строго карается дополнительными пиздюлинами. — Кича улыбнулся; от этой улыбки у Генки задрожали губы. — Короче, — продолжал он. — Ты подходишь к нам в установленное время, отдаешь честь и докладываешь о прибытии. Говоришь: «Рядовой Какашка для получения дежурного посрача прибыл». Потом ты разворачиваешься, становишься в позу Рэкса, (Друг тут же изобразил эту позу: наклонился, неестественно выгнув позвоночник — все засмеялись) и ждешь посрача. Получаешь причитающийся посрач и до дальнейших распоряжений можешь быть свободен. Что не ясно?

Генка промолчал.

— Тебе все ясно, Какашенция? — переспросил Кича.

Краем глаза Генка посмотрел на Мамая. Только не бей, пожалуйста, только не бей.

— Ясно, — пробормотал Гена, в состоянии, близком к паническому ужасу.

— Что тебе ясно?

Что вы мудаки все, подумал Генка, с удивлением обнаружив в себе злость. Не трусливую ненависть, а именно злость, тихую, как шепот; словно ребенок, сжимающий кулаки в каком-то из тесных подвалов подсознания…

Словно почувствовав эмбрион Генкиной злости, Мамай ударил Гену кулаком в плечо и убил этот эмбрион в зародыше. Генка взвыл; на глаза волной накатили слезы. Мамай умел ударить неожиданно и незаметно, так, чтобы ушиб пульсировал болью, а синяк остался на две недели. В такие моменты островки Генкиной воли тонули в черном океане страха, и хотелось лишь умолять.

— Зачем вы меня травите? — закричал Генка с истерикой. — Что я вам сделал?

— Родился, — ответил за всех Друг. — Давай, докладывай, как Кича учил.

Генка шмыгнул носом.

— Давай, Какашка, докладывай, — поддержал Мамай, — а то все прыщи повыдавливаем.

Все дружно засмеялись.

— Вы бы оставили его в покое, — вмешалась маленькая Настя Быкина, неотрывно наблюдавшая за этой сценой. Она, бывало, защищала Генку, как и некоторые другие девчонки, но их вялая защита никогда не помогала — наоборот, убивала остатки гордости. Что же это за парень, если его защищают девчонки.

— Сейчас он доложит и оставим, — ответил Насте Кича. — Не извольте беспокоиться, леди, — и, повернувшись к Генке, сказал совсем другим тоном. — Давай, прыщавый, докладывай!

— Я… я не умею…

— Твою мать, не беси меня! — заорал Мамай. — Говори: Я, Какашка…

— Ну, я…

— Какашка!

— Я, Какашка…

— Рядовой Какашка!

— Я, рядовой Какашка…

— Для получения дежурного подсрача прибыл!

— Послушай, Мамай…

Договорить Генка не успел — на этот раз Мамай зарядил в солнечное сплетение и Генка вдруг понял, что не может вдохнуть. По щекам уже откровенно полились слезы.

— Плачь, Какашенция, меньше ссать будешь, — отозвался Друг.

— Оставьте его в покое! — снова сказала Настя, обращаясь почему-то персонально к Киче.

— Настенька, дорогуша, ты же видишь, что человек сам осложняет себе жизнь. Всего-то и надо, что сказать несложное предложение и получить легенький посрачь.

— Вы его унижаете, — возразила Настя.

— Когда-нибудь он подаст на нас в суд и получит компенсацию за моральный ущерб…

Все трое дружно заржали. Как легко им удавалось превратить этот ад в невинную шутку! И как легко было окружающим верить, что это всего лишь шутка! От полной безнадеги Генка прислонился к стене и зарыдал — уже не от боли, а от обиды.

Мамай схватил его за рубашку, встряхнул и прижал к стене. Это еще не все, пронеслось у Генки, они никогда не отстанут, никогда.

— Какашка, — спокойно втолковывал ему Мамай, — если ты сейчас не скажешь, что надо, мы будем пиздить тебя еще и еще, на каждой перемене, а потом после уроков. Ты понял?

— Да, — промычал Генка.

— Ну так давай, говори…

— Ну, я, рядовой Какашка, — Генка всхлипнул, — для посрача прибыл…

— Для получения дежурного посрача, — поправил Кича, — не нарушай формулировку. Давай заново.

— Я, рядовой Какашка, для получения дежурного посрача прибыл.

— О! — похвалил Друг. — Это уже лучше. Повтори еще раз и вставай в позу Рэкса.

— Давай, Говнашечка… — подключился только что подошедший Экскаватор.

Генка почувствовал, что сломан — сломан как дерево. Пенек торчит в небо острыми краями, а крона валяется в грязи возле корневища.

— Я, рядовой Какашка, для получения дежурного посрача прибыл.

— А теперь поворачивайся и вставай в позу Рэкса, — приказал Друг.

Генка не сдвинулся с места. Он не мог заставить себя повернуться и наклониться — в этой позе было много женского, сверх-унизительного для мужчины. Даже для сломанного дерева.

— Какашенция, что тебе опять не ясно? — спросил Кича.

Генка продолжал стоять.

— Бля, Какашка, тебя ёбнуть? — заорал Мамай. Генка понял, что его сейчас ударят, но все равно не мог заставить себя сделать то, что ему приказывали.