Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Вера-сектантка, или Святая Вера тоже являлась школьной знаменитостью. Эта могучая деваха с квадратным румяным лицом, огромными рыбьими глазищами и светлой толстой косой до задницы, несомненно слыла бы красавицей в забытой богом сибирской деревне XVIII века. Там, среди сугробов и диких нравов ценились такие — здоровые, широкоплечие, крепкие как изба, с толстыми ногами и грудью, навевающей мысль о тракторных подшипниках. Здесь же, ближе к цивилизации, ее единогласно считали уродиной. Здесь ценились изящные девочки в коротком и облегающем, а Вера, вдобавок к своей совсем не изящной внешности, всегда носила длинные бесформенные платья из грубой материи, цвета, приближенного к хаки. В них она походила на боевую машину пехоты. Школа хорошо знала Веру благодаря ее религиозным сдвигам. Родители Веры были свидетелями Иеговы с многолетним стажем и, судя по всему, промывали дочке мозги с детства. Поэтому Вере ничего не стоило пригрозить учителю физкультуры геенной огненной, рассказать всем о скором апокалипсисе или, став на колени, помолиться во время урока. Училась Вера на слабенькую «троечку», тупо заучивая материал и не понимая его, зато Библию, особенно Ветхий Завет, знала назубок и на истории, вместо заданного материала, часто рассказывала о том, как Моисей водил евреев по пустыне. Учителя Веру не любили, ученики стебались с нее, как могли, но она выдерживала все с типично христианским смирением… Повлиять на нее как-то, либо убедить в чем-то, что противоречило бы ее морали, было невозможно. Логика на Веру не действовала, а повлиять на Веру через родителей было тем более невозможно, что логика втройне не действовала на родителей. Генка видел их однажды — они приходили в школу раздавать свои сектантские брошюрки.

Самое смешное заключалось в том, что на третьей парте, за Генкой и Верой, восседал в гордом одиночестве Дима Сомов, которого за его футболку «Dimmu Borgir» называли еще Димма Сомов. У Сома были свои тараканы в голове, он слушал black-metal и однажды заявился в школу с перевернутым крестом на шее, вызвав любопытство учеников и панику учителей (Вера в тот день назвала Сома антихристом и пообещала такие муки в аду, что, слышавшему все, Генке стало за Сома страшно). Учителя требовали, чтобы Димка выбросил куда-то свой крест и подстригся; в итоге все пошли на компромисс — креста Сом больше не носил, но и стричься не стал. С тех пор Сомова упорно считали сатанистом; он сам этому способствовал, бросая в народ странные цитаты, про которые никто ничего не знал откуда они. Все думали, что это отрывки из каких-то сатанистских сочинений. Святую Веру Сом почему-то презирал особенно и издевался над ней совсем не изящной внешности, всегда носила длинные бесформенные платья из грубой материи, цвета, приближенного к хаки. Презирал так изощренно, что даже, привыкший к жестокости Кича, отмечал, что Сом порой перегибает палку. Димка Сомов называл Веру не иначе, как Кэрри. Она не читала Стивена Кинга, поэтому стильное заграничное имя ей, наверное, даже льстило.

— Слышь, Кэрри, — говорил Сом в маячившую впереди мясистую спину, — знаешь, я вчера Библией подтерся… — и Сом зачем-то уточнял. — Новым Заветом.

Мясистая спина вздрагивала. Святая Вера оборачивалась и, сопя ноздрями, испепеляла Сома взглядом.

Он же делал невиннейшее лицо и продолжал, разведя руками:

— Нет, ну а что мне было делать? Срать хочется, умираю, а в рюкзаке, кроме Библии, — никакой макулатуры. Ну я и взял немножко нагорной проповеди… как думаешь, не грех?.. Не, если грех, ты скажи, я помолюсь, там того говна всего ничего… Не, ты скажи, че ты молчишь…

Поначалу Вера бесилась, потом стала игнорировать Димку, но он, придумывавший каждый раз что-то новое, все равно умел вывести из себя…

Класс гудел, как улей. Учитель все не приходил, и Генка, стараясь ничем не привлечь к себе внимание, стал наблюдать краем глаза кто чем занимается.