Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

В центральном переходе было, как всегда, людно. С тех пор, как год назад этот переход прокопали перед центральным перекрестком и застроили мажорными магазинчиками и металлопластиковыми кафешками, люди сбегались сюда, как в музей. Переход блистал евростилем, который для брагомцев все еще оставался немножко роскошью. Играла сладенькая попса из динамиков под потолком, сверкали неоновые названия кафешек, на широком плоском экране у входа время от времени появлялся неестественно счастливый мэр и улыбался горожанам доброй похмельной улыбкой. На единственной свободной стене висел огромный плакат с надписью: «У вас еще есть время разместить здесь свою рекламу!» и номерами телефонов. Плакат висел там уже год, с дня открытия перехода, поэтому Горик чувствовал, что можно не спешить. Время еще есть.

Вдоль стены, возле игровых автоматов, размещалась неизбежная в таком месте шеренга бомжующих. Их было девять человек; пять из них работали здесь постоянно — они ходили под Котом, и троих Горик неплохо знал. Остальне были левыми, Кот просто не успел их прогнать. Замыкала ряд симпатичная девочка с гитарой и в радужной свободной одежде — ей, вероятно, не хватало на пиво.

Горик присел рядом с безногим Игнатычем и спросил у него, не приходил ли Веточкин. Игнатыч ответил, что нет. Он слегка покачивался на своей деревянной каталке, напоминавшей скейт, выставив напоказ свои культи, как товар на витрине, и остервенело поглядывая на бомжующих рядом мальков. Мальков звали Саша и Денис, оба были из вполне благополучных семей и втайне от родителей зарабатывали на шмаль и компьютерный клуб «Trip», размещающийся неподалеку. Пару раз они, шутки ради, уводили у Игнатыча его каталку, тихо перерезав ремни, которыми тот к ней привязывался. Было очень забавно смотреть, как безногий Игнатыч ползет, матерясь, по мокрым от дождя бетонным ступенькам перехода. В другой раз они стащили у Игнатыча деревяшки, которыми тот отталкивался при езде от асфальта и пустили инвалида по длинному покатому шоссе. Он пролетел пару километров с космической скоростью, пока у каталки не соскочило колесо. Горик удивился, увидев потом Игнатыча живым. Это было странно. Не выживают обычно после такого.

Горик посидел немного с Игнатычем, слушая, как девочка с гитарой поет про облака, которые в небе спрятались, а потом заметил в соседнем магазине Майора Милиции. Тот, как обычно, был в длинном белом плаще с темными пятнами и дырками от затушенных сигарет, в синей железнодорожной фуражке и с игрушечным красным мечом. Он приставал к покупателям, упирал пластмассовый меч кому-то в грудь и громко заявлял: «Я Майор Милиции. Предъявите документы». Реакция была легко предсказуемая: ему говорили кто он, а не Майор Милиции, иногда били по лицу и в конце концов выбрасывали его из магазина. Майора Милиции знали все охранники и продавщицы всех центральных магазинов и некоторые даже относились к нему лояльно.

Горик зашел в магазин и подошел к Майору Милиции. У того было мужественное загорелое лицо, изрытое морщинами и обрамленное седой щетиной. Майор Милиции угрожающе наставил на Горика свое пластмассовое оружие.

— Товарищ Майор, — сказал Горик, отдавая честь. — Разрешите обратиться. Вы Веточкина сегодня не видели?

Майор Милиции спрятал меч, бросил ладонь к козырьку и отчеканил:

— Никак нет!

— Ну, ты! — крикнул Горику охранник. — Хорош издеваться над больным человеком!

— Ты бы, Коль, прогнал его! — крикнула охраннику румяная продавщица из за прилавка, имея ввиду Майора Милиции.

— Кому он мешает? — возразил добрый охранник Коля.

— Мне! Мне мешает! И им тоже, — она указала на покупателей и заорала уже Майору. — Чего тебе тут надо? Иди, лечись, тут тебе не психушка! Козел ненормальный!

— Соблюдай субординацию, мандавошка! — командирским голосом зарычал Майор Милиции, замахиваясь на продавщицу пластмассовым мечом.

Покупатели развеселились. Горик не стал смотреть, чем все закончится и вышел из магазина.

Он поднялся из перехода и направился в сторону скверика на улице Шевченка. В Брагоме встречались иногда удивительной красоты парки, затаившиеся среди серых многоэтажников, с бюстом поэта древности в центре и цветущими по весне тюльпанами. Красоту таких мест не портила даже неизбежная блевотина на лавочках и куча мусора под каменным памятником.