Ри (СИ)

Лечь омеге явно было остро необходимо, но некуда— единственную в комнате кровать занимали хнычущий Лэ и укачивающий его в объятиях Ри.

Не спрашивая у пошатнувшегося, посеревшего Господина разрешения, Аша схватил с изножия постели скомканное одеяло, быстро расстелил на полу, добавил подушку и знаком показал: «Ложитесь здесь».

Сейчас перспектива наказания за самоуправство раба почему-то не пугала.

Прячущий под веками замерцавшие довольной зеленью глаза мэсс Кар милостиво позволил Аше уложить себя на одеяло, удобно устроил под затылком подушку и расслабился. На самом деле у омеги нигде ничего не тянуло и не болело, просто закружилась, когда встал, голова, но рыську было необходимо занять и отвлечь от страха. Сосредоточенный и спокойный, рыжик нравился Кару гораздо больше трясущегося и плачущего.

Простенькая хитрость вожака вполне удалась — Аша захлопотал вокруг наседкой, разве что крыльями не хлопал и не кудахтал.

— Подушку взбить? — лепетал, ломая руки. — Вам не холодно, Господин? Может, воды? Позвать кого-нибудь? Я мигом, только прикажите!

Мэсс Кар поразмыслил пару ударов сердца и велел подать с подоконника мобилку.

«Пора звонить Гого, » — решил. Не для себя, для не могущего угомониться с истерикой Лэ. Беспрерывный скулеж альфочки мучительно ввинчивался в грудь буравчиком. Разбуженный им родительский инстинкт требовал вскочить, крепко обнять чужого щенка, защищая от мира, задрать лицо к потолку и подвыть.

Наблюдающий исподлобья за передергивающим напрягшимися мышцами, копающимся в памяти незнакомого аппарата вожаком гиен Аша некоторое время молчал, потом очень робко спросил:

— Господин, позволите, Аша поможет Лэ? Аша умеет!

Рыська опустился напротив омеги на колени, смотрел ясно, чисто, крутил по пустому, без украшений, запястью кольцом из пальцев. Кар мягко улыбнулся юному рабу.

— Можно, — кивнул. — Но с одним условием, — Аша заполошенно мяукнул, и Кар закончил: — Ты сейчас повторишь за мной, что скажу.

Рыська встрепенулся, готовый служить доброму Господину верой, правдой, ртом, животом и жопой, по требованию, и Кар потрепал его по бедру.

— Мэсс Кар, — вымолвил, жестом приглашая Ашу присоединяться.

— Позвольте, я помогу Лэ? Я умею.

Рыжик удивленно мявкнул и замялся. Не соображал, хмурил бровки.

— Говори о себе «я», котенок, — облегчил омежке задачу Кар.

Аша икнул, моргнул и протестующе замотал головой.

— Неу, — отшатнулся с уже ставшим привычным Кару, выдающим волнение примяукиванием. — Запрещеноу… Хозяин… — и замолчал, задумался, забавно округлив рот.

Хозяин Господин Бабра запретил лишь поклоны. Про «я» — ни звука пока не упоминал! К тому же, Господина Бабры сейчас в комнате нет, а Господин мэсс Кар так тепло, поощрительно улыбается. Господину Кару очень хотелось угодить, чтобы продолжал улыбаться!

Рыська сжал кулачки, зажмурился, собрался и единым духом выпалил не к месту, но до крайности взволнованно:

— Спасибоу Господин!

Запутался в господах, хозяевах и собственных чувствах повторно за утро.

— Нет-нет! — подхватил с кровати вроде успокоившийся Лэ, затявкал, напуганный новым шумом. — Не-е-т! Не отдавай!

Мэсс Кар великим чудом сумел не поддержать альфочку, задушил в горле народившийся вой, но поперхнулся.

— Ууу, ёба! — выдавил через накативший кашель, хлопая побледневшего Ашу по предплечью. — Вперед, котенок… Помоги Лэ, раз умеешь…

Обрадованный полученным от Господина разрешением, рыська на четвереньках метнулся к кровати, взобрался на нее с воистину кошачьей грацией и обнял мечущегося, отталкивающегося локтями Лэ со спины поверх рук Ри. Губы рыжика быстро зашевелились, произнося какие-то слова, возможно — утешения и даже любви.

Что именно шептал раб товарищу по борделю, для Кара осталось неизвестным, да и не вслушивался омега. Не ему предназначался шепот Аши, другому.

Зато Лэ явно услышал. Отпихнув Ри, подросток гибко развернулся в талии, как бескостный, коротко-мутно глянул на лежащего на полу омегу, резко оборвал скулеж, уткнулся рыжику мокрой мордашкой в шею…

…И настала тишина. Сразу. Словно альфочку выключили.

— Мой хороший, — донеслось до Кара последним отголоском отбушевавшей истерики. — Больше не бросай меня… Или я умру…

/Примерно три часа спустя, в том же доме/

Омеги мыли полы в коридоре. Волк поругивал то и дело норовящую соскользнуть со швабры тряпку и расспрашивал рыську о житье-бытье.

— Что значит, не знаешь, когда следующая течка? — Леся в очередной раз поправил тряпку. — Последняя когда закончилась? Месяц, два, больше?

Аша виновато пожал плечами — забыл, и волк ему покивал.

— Ясно с тобой, — сказал. — Отведу тебя на следующей неделе к оменологу, сдашь кровь на гормоны. Да ёба! — взвыл, потеряв тряпку. — Достало! Надо новую швабру уже съездить купить, с креплением! — и разразился витиеватой матерной тирадой.

Аша вздорогнул, опасливо покосил на хозяина желтым кошачьим глазом, молча наклонился и сунул свою тряпку в ведро, полоскать от набравшейся грязи. Омежка боялся хозяйского гнева, но хорошо скрывал страх: успел маленько привыкнуть к волку во время совместной уборки, понимал — хозяин злится не на него.