Ри (СИ)

Выплеснувший с матами недовольство орудием труда Леся топнул ногой и присел на корточки напротив рыжика.

— Эдакими темпами мы с тобой до ночи провозимся, — вздохнул, кривя рот. — Скоро уже обед, а полкоридора пока вымыли.

Отжимающий тряпку Аша посмотрел с недоумением. В борделе рабов кормили утром, вечером и ни крошкой больше.

Положа руку на сердце, рыська считал мужа хозяина очень странным омегой — выполняет рабскую работу, по кухне возится, матерится в голос, к Господину Бабре относится без должного уважения. Свободный? Или такой же раб, как Аша, но хозяин его просто избаловал попустительством? Они с хозяином, вроде, истинные — еще одна загадка загадок. Волк и медведь, ранее Аше подобные смешанные пары не встречались…

«Ничего я не знаю о настоящей жизни, — с горечью размышлял юноша, наяривая тряпкой по плиткам пола. — Совсем-совсем ничего. Кроме леса, нашей деревни и борделя нигде не был. А вокруг же целый город, море где-то рядом. Два года живу у моря и никогда его не даже видел. Только чую водоросли и слышу иногда, ночами — шумит»…

Пожмурившись, рыська сглотнул набегающую слюну, решительно прогнал из головы напрасные мечты о море и вцепился в швабру с утроенным рвением. Со стороны кухни полз, дразня аппетит, вкуснейший запах запекающейся в духовке рыбы. Там, за неплотно прикрытой дверью кухни, негромко переговаривались, брякали посудой и лили воду альфа Господин Гого и его муж альфа Господин…ммм… Мэдса? Они забрали Шая, сказали — Шай будет чистить рыбу.

Аша обожал рыбу, любую — вареную ли, жареную, он и сырую бы съел, доведись утащить сейчас кусочек. Дома у папи рыба считалась лакомством, ее привозили издалека и подавали по праздникам.

К аромату рыбы примешивалась незнакомая Аше, раздражающая обоняние острая вонь. Не ведающий о существовании в мире креветок раб брезгливо морщил носик, гадая, что так противно пахнет.

«Наверное, какое-нибудь особое средство для раковин или унитазов, » — решил он в конце концов, утомившись.

Леся тронул за локоть, и рыжик встрепенулся.

— Мняу, хозяин? — мяукнул с испугом, роняя швабру. Он бы и на колени встал, но запрет хозяина Бабры на поклоны продолжал действовать.

А Господин Леся, всего-то навсего, протягивал запотевшую пластиковую полулитровую бутылку.

— На, котенок, — попросил со светлой улыбкой, вытирая вспотевший лоб предплечьем. — Жарко…

Изрядно запыхавшийся Аша принял подношение с благодарностью и, жадно припав губами к прохладной воде, махом выхлебал половину. Леся забрал у него бутылку обратно, допил остатки и, опустевшую, отставил к стене.

— Давай, — велел рыське, шевеля бровями. — Поднимай швабру свою. Тут не грязно, подмахнем влажными тряпками песок, и все. Я жрать хочу дико.

Уверенное высказывание волка намекало на непременный грядущий дневной прием пищи.

«А может мне тоже дадут, — робко понадеялся Аша, захлебнувшись предвкушающей слюной. — Хоть хлеба с рыбной подливкой, за старания.»…

Кряк (!) — швабра рыжика не выдержала остервенелого голодного напора желающего угодить хозяину раба и жалобно хрустнула, разваливаясь на палку и щетку.

— Мяоу… — в ужасе всхлипнул омежка, оседая в позу покорности и привычно скрещивая за спиной руки в запястьях. Глухо тнулся лбом в пол. Он сломал. Сломал швабру.

Прощай хлеб, прощай ароматная рыба, прощай ужин и красивая, добрая улыбка Господина Леси… Здравствуй палкой поперек спины и ледяной карцер…

Леся пошевелил валяющуюся щетку пальцами босой ноги, фыркнул и, наклонившись, потрепал Ашу по макушке.

— Эй, — окликнул с беспокойством, теребя волосы замершего изваянием рыськи. — Ты чего, котенок? Поскользнулся, что ли? Ударился? — потом сообразил и тявкнул недовольно. — Тьфу, — сплюнул. — Вставай, бестолочь, — повысил слегка голос. — Не событие, старая швабра доломалась. И без нее лихо домоем, вручную. Вот, держи и вперед. — омега сунул потерянно моргающему Аше мокрую тряпку.

Не раскричался. Не ударил. Хихикал.

Честное слово, хихикал! Не сердился на неуклюжего Ашу, не собирался наказывать. Чудо…

Так быстро и радостно Аша никогда еще пол в жизни не домывал. С четверенек, едва ли не мурлыкая песенку. Впервые за последние два года вспомнил обрывок из веселенькой детской песенки, да.

Когда домыли коридор, Леся и Аша отнесли ведра с грязной водой и швабры в прачечную. Волк слил ведра в унитаз, омеги начисто прополоскали тряпки и развесили их сушиться за окошко.

— Теперь, — велел Леся рыжику, — в душ и обедать. Вот, — он открыл не замеченную ранее Ашей в углу за дверью узкую душевую кабинку и подал стопочкой полотенце и чистый костюмчик, желтый, взамен надетого сейчас на омежку голубого, пропотевшего. — Сначала ты, я за тобой. — и отвернулся к стене, мол, я не подглядываю.

Мог бы и смотреть — Аша давно уже не смущался наготы, жизнь отучила. Скинув несвежие футболочку и шортики, юноша комом кинул их в стоящий на полу небольшой пластиковый тазик, с зароком попозже постирать, и юркнул в кабинку. Как же показалось хорошо смыть с кожи противный, липкий пот… Плескался бы и плескался, вечность… Но Господин Леся ждал своей очереди, не понаглеешь.