Ри (СИ)

— А ты меня спроси, любимый, — ответил подросток холодно, — когда я нормально в последний раз ел. Думаешь, у меня аппетит прекрасный в последние несколько суток? Да я мозг сломал за вас всех и душу наизнанку вывернул! Ты на сохранении, Май текет, Лэ спятил, про Ашу с Шаем вообще промолчу, на них даже смотреть страшно. А мне, — плакать альфочка не собирался, наплакался достаточно, — шестнадцать лет, не тридцать. Я школу только четыре месяца назад закончил. И не вашу омежью, военизированную, а закрытую, для благородных нежных альф. Меня никто никогда не учил управлять кланом, Кар, ни папА, ни тяти. Не учил искать братьев в чужих странах и выкупать их из борделей. Я не знаю местного языка, не слишком спортивен, до одури боюсь незнакомцев и с трудом переношу здешний климат. Зато играю на вивере*, умею танцевать и рисовать акварелью красивые пейзажи. — презирающий закрытые школы для альф Кар издевательски хмыкнул в тарелку, и Ри зло оскалился. — Поэтому сделай доброе дело, — он почти уже кричал, слегка задыхаясь, — или предложи сейчас что-нибудь умное взамен, если не нравится моя идея с горами, или не выпендривайся!

Для недавней фиялочки это была очень длинная и смелая речь. Скажи кто-нибудь Ри в день его свадьбы, что он станет однажды разговаривать с мужем подобным резким тоном, подросток сочел бы его психом, пришел в ужас, разревелся и побежал жаловаться дяде Маю.

А сейчас не хотелось ни плакать, ни жаловаться. Да и некому жаловаться — дядя Май не контактен, дядя Юли остался дома, папА мертв, полузнакомый тять Кап занят, на шее висят Лэ с рыськами, в перспективе — война с гаремом. И если мэсс Кар откажется подставить плечо…

— Любимый, — Ри понятия не имел, откуда лезли произносимые им непочтительные слова. — Посмотри на меня, пока я твою тарелку не шваркнул об пол. Я ужасно устал и заслуживаю такой мелочи, как твой прямой взгляд.

Мэсс Кар бормотнул нечто нечленораздельное, кинул на скатерть вилку и снизу мрачно, в упор, уставился на подростка.

– Держи мой взгляд, — тявкнул, играя по побледневшим скулам вздувшимися желваками и сжимая кулаки. — Доволен?!

Ри месячной давности стушевался бы и, скуля, сотворил испуганную щенячью лужу. Ри сегодняшний лишь безнадежно вздохнул.

— Это не тот взгляд, которого я ожидал от взрослого супруга и разумного вожака, — проговорил альфочка, впервые с начала тяжкого для него разговора жалко дрогнув голосом. — Ну, да видимо, ладно. Придется принять, что есть.

Быстро наклонившись, он чмокнул кипящего едва сдерживаемым гневом омегу в покрывшийся выступившей испариной лоб и вновь выпрямился.

— Когда на левой ладони, — вымолвил, предостерегая явно взбешенного мужа от опрометчивого сиюминутного проступка, и продемонстрировал обе ладони, — одна вполне состоявшаяся родная жизнь, а на правой — три, тоже родные, но готовые вот-вот оборваться, долг может перевесить истинность. Прости, мне больше нечего добавить. Пойду лучше в душ, освежусь.

Мэсс Кар проводил удалившегося на ватных ногах подростка рычанием, и догонять не метнулся. Хорошо, ничего вслед не швырнул, кроме вилки. Несчастный предмет с глухим стуком воткнулся в аккуратно закрытую Ри кухонную дверь и завибрировал, а Ри подпрыгнул, пугаясь. Чего он наговорил мужу, Господи?! И с какой радости? Вроде, трезвый...

Скорый панакх рухнул на ссутулившиеся, хрупкие плечи уныло бредущего по коридору альфочки и придавил его к полу стотонным, неподъемным грузом. Что ж, значит, дядям Маю и Юли придется принимать обратно в клан двоих хир-ха. Дяди не предадут. Не должны.

Уже в номере, переохлажденном поставленным беременым мэссом Каром на максимум кондиционером, Ри вдруг передумал идти в душ. Распахнув шкаф, он, после недолгих поисков, откопал на полке, под стопкой белья мужа, купальник и сунул его вместе с полотенцем в полиэтиленовый пакет с длинными ручками. К купальнику и полотенцу добавил кошелек с некоторым количеством шувуйских денег, влез в первый попавшийся под руку костюмчик и, никому ничего не сказав и не оставив записки, покинул дом. С территории базы альфочка вышел без проблем, через маленькую незапертую калитку в окружающей двор стене, и пешком, шлепая резиновыми тапочками, направился по незнакомым улицам чужого города в сторону моря, ориентируясь на шум прибоя. Тоскливо щурился на торчащее в зените, слепящее южное солнце. Плавился от жары, потел, вздыхал.

До ближайшего пригодного для купания пляжа оказалось недалеко, около десяти минут хода. Берег и синий бликующий простор открылись внезапно, когда подросток миновал очередной поворот. Завернул за угол, и хоп… замер, широко распахивая глаза, жадно вбирая увиденное и трепеща ноздрями.

Ведь не только рыськи никогда в жизни раньше не были на море. Ри — тоже.