Рябиновая ночь

Из боковой улицы вышла Аграфена Бянкина, увидела Анну, поспешила к ней. Лицо у Аграфены было заплакано.

— Что случилось? — встревожилась Анна.

— Петруша потерялся. Уехал перед пургой к кому-то на чабанскую стоянку и как в воду канул. Я все эти дни места не нахожу. В правление сбегала. И там про него никто ничего не знает.

— Да живой твой Петруша. В молодежной бригаде он. С ним там вместе были.

— О, господи, — сквозь слезы заулыбалась Аграфена. — И чего я только не передумала. Хоть не обморозился?

— Мужик уже, что ему сделается.

— Какой там мужик, — махнула рукой Аграфена.

— Вот-вот заявится, дорогу мы на тракторе пробили.

— Спасибо тебе, Аннушка, — Аграфена концом платка вытерла слезы. — Побегу на ферму. Что там творится: коровы с вечера не кормлены, молоко вывезти не могли, пришлось морозить; с телятника крышу сорвало. До свидания. Забегай к нам.

— Как-нибудь загляну.

— А я уже не чаяла вас дождаться, — встретила у порога Анну Елена Николаевна. — Век доживаю, а такой беды не видывала. Как там сам-то?

— Пальцы ног обморозил, но оттерли снегом.

— Вот наказание-то мое, — опустилась на стул Елена Николаевна. — Сидел бы уж дома, старый. Так нет, лезет в самое пекло. Пусть только явится. Я ему такую взбучку задам, про этих паршивых овец и во сне больше вспоминать не будет.

— В деревне-то все обошлось? — разуваясь, спросила Анна.

— Кажись, пронесло беду стороной. А вот в Ключевской чуть чабанка не замерзла. Загнала овец в катон, и показалось ей, будто не все. Села на коня и поехала посмотреть, не потерялись ли где овцы. Отъехала от стоянки и заблудилась. Целые сутки ездила, замерзать стала. Выпустила повод из рук, так конь-то привез ее к дому, подошел к окнам и заржал. Спас бабу-то.

Анна переоделась. Елена Николаевна всплеснула руками.

— Что это я расселась-то? Ты, поди, голодная?

— Не хочу я, мама, есть.

— Да ты, моя, не заболела ли? — встревожилась мать.

— Устала. Посплю немного, потом.

Анна легла в постель, но сон не шел. Никак не хотелось верить, что Алеша для нее теперь чужой. Неужели мог он все забыть?

Вчера она несколько раз пыталась поговорить с ним. Он посмотрел на нее и сказал: «Такого вечера у нас больше может не быть. Давай, Аннушка, не будем портить его». Потом она всю ночь лежала с открытыми глазами, замирая при каждом шорохе. И от того, что он не пришел, теперь мучилась. «Значит, не нужна я ему. Иначе бы его ничто не удержало».

Алексей приехал с Петькой и, не заходя домой, направился в правление колхоза. От встречи с Анной у него на душе остался неприятный осадок. Как и тогда, когда он пришел из армии, закипела горькая обида. Но он подавил это непрошеное чувство. «Для полного счастья тебе только не хватало любовного романа», — с ехидцей подумал о себе Алексей.

Легкое дуновение ветра набросило медовый запах цветов и терпкую горечь залежалого сена. Алексей поднял голову. Через степь к селу ехало пять тракторов с возами сена. За степью синели горы. Вот она, Приононская степь. Сколько сил положил человек, сколько пота пролил, но так и не смог покорить ее, не смог заставить давать хорошие урожаи.

Алексей вспомнил один давний вечер. Это сразу после войны было. На берегу Онона горел костер. Усталые парни варили чай. С ними у костра сидел бригадир Маруф Игнатьевич Каторжин. Он только что вернулся из армии, на нем выгоревшая гимнастерка, танкистский шлем. От его длинной фигуры на желтую траву падает длинная тень.

— Как тут ни крути, земля у нас прижимистая, — говорил простуженным голосом Маруф Игнатьевич. — Только на то причина есть, и даже очень веская. Я бы не стал зря пустословить, да, может быть, мой рассказ кое-кому пригодится. Вам-то по земле еще долго шагать, а ее, матушку, знать надо, сердцем чуять.

Давно это, парни, было. В те времена про степь-то знать не знали и слышать не слышали. Тайга здесь была, да такая дремучая, не каждый в нее ходить-то отваживался. А зверя в ней водилось всякого видимо-невидимо.

Там, где сейчас наша деревня, у устья речки Урюмки на берегу Онона стояла избушка. И жил в ней охотник из племени чудь. У него дочь на выданье была, да такая красавица, каких теперь и не бывает. И смелость она неженскую имела: одна в горы на кабанов и медведей с рогатиной ходила. И песни петь мастерица была. Бывало, запоет, птицы вокруг замолкали, Онон останавливался.

Однажды утром выходит из своей избушки старик, смотрит, а по обоим берегам Онона березы выросли, пышные, кудрявые. К чему бы это? Пошел охотник к мудрецу. А тот и говорит: «Далеко в горах среди снежных гольцов Белый хан родился. Войска у него, что мошкары осенью. Идет он по земле с войной, все народы рабами делает».

Вскоре появился человек от Белого хана и говорит: «Эти земли мне Белый хан подарил за верную службу, а вместе с землей и вас. И теперь вы мои рабы. И велю я вам работать день и ночь, меха соболей и обозы с хлебом мне присылать».