Рябиновая ночь

— Что-о-о? — протянул Арсалан. — Я, Арсалан, сын Батомунко Найданова, и — на кухню? Ты, Лешка, соображаешь, что говоришь? Да раньше уважающий себя бурят считал великим позором принести воды из ручья. А вынеси мусор он из юрты, его за человека никто считать не будет. А ты меня на кухню в стряпки посылаешь. Да я лучше умру, а такой позор на свою голову не приму.

— Борис, посмотри, и мне с таким баем приходится работать. Ну, а ты надолго к нам?

— Был в верховьях Онона. Сейчас еду в «Пограничник». Что-то там с севом затянули. С окотом не ладится. Надо разобраться. Решил твою безотвальную обработку посмотреть.

— Падеж овец по области большой?

— Есть падеж. И ничем остановить нельзя: бескормица.

— Сев как идет?

— Тоже мало радости. Ветровая эрозия все больше отнимает у нас земель. Половина полей будет засеяна рядовыми семенами. Не могу понять, почему мы так к земле относимся? Несколько лет бьюсь за то, чтобы каждый колхоз имел свои семеноводческие участки. Все со мной соглашаются, но и ничего не делают.

— У нас в Забайкалье землю овцы съели, — сказал Алексей.

— Это что-то новое, — насторожился Борис.

— Ты посмотри доходы колхозов. Восемьдесят — девяносто процентов доходов они получают от овцеводства.

— Ну и что?

— А вот что. Ты председатель. Овцеводство тебе приносит чистой прибыли около миллиона, рублей. А зерновое хозяйство кое-как покрывает затраты на покупку техники и обработку земли. Так чем ты будешь заниматься: овцеводством или земледелием? Вот здесь, в экономике, и зарыты все проблемы.

— И что же получается? Для того чтобы люди занимались земледелием, нужно уничтожить овец?

— Зачем уничтожать овец. Надо приемную цену шерсти поставить в зависимость от урожая зерновых. Давай возьмем среднюю урожайность десять центнеров с гектара. Вырастил такой урожай, получай за килограмм тонкой мериносовой шерсти четырнадцать рублей двадцать копеек. Вырастил урожай по семь центнеров с гектара, получи по пять рублей за килограмм шерсти. Вот тогда каждый бы председатель думал о земле. В противном случае колхозники его бы немедленно прогнали. А то дело до смешного доходит. Рядом два колхоза. Один получает по двадцать центнеров зерна с гектара, а другие — по пять. Тех, которые получили по пять, мы еще жалеем, выделяем корма из государственных фондов. А их надо наказывать за безделье, за то, что они обманывают народ, государство.

— Но, а если засуха?

— Так засуха будет у всех. А у нас, как правило, неурожаи посещают тех, кто запустил землю до ручки.

— А ведь ты, Алеша, в чем-то прав.

— Есть предложение отправить его в министры, — улыбнулся Арсалан.

— Не пойдет, — возразил Алексей.

— Это почему?

— От земли далековато. Да и ты без меня тут околеешь.

Вошла Евдокия Тихоновна.

— Прошу к столу.

Бывает же так, начался день с неприятностей, кончится — наизнанку. Нина Васильевна спешила к одиннадцати часам в райком партии на бюро. В пути что-то с карбюратором случилось. Пока на буксире возвращалась в мастерские, время ушло.

Вчера молочнотоварная ферма укочевала на летник. После обеда Нина Васильевна поехала проверить, как доярки устроились на новом месте. К ее удивлению, на прошлогодней стоянке никого не оказалось, только галки расхаживали в старой городьбе да шумели воробьи. «Черт знает что творится у меня в колхозе, — с раздражением думала Нина Васильевна. — Никакого порядка. Я с вами потолкую».

Нашла Нина Васильевна летнюю стоянку километрах в пяти выше по Урюмке. Два синих вагончика приютились возле кустов. Над одним из них алел флаг. Под сопочкой желтело какое-то дощатое строение, из-под него вытекал родник. На бугре был загорожен двор.

На стоянке была Аграфена. С ней Нина Васильевна проработала почти всю жизнь.

— Кто вам разрешил перекочевать сюда? — с металлическими нотками в голосе спросила Нина Васильевна.

— Петрович, — миролюбиво ответила Аграфена.

— Петрович… А председателя в колхозе нет?

— Нина Васильевна, вы, наверное, еще не обедали? — будто не слыша вопроса, спросила Аграфена. — Я сейчас мигом сгоношу поесть. А какой у нас здесь чай из ключевой воды. Вы отродясь такого не пивали.

Нина Васильевна хлопнула себя по бедрам.

— Я ей про Фому, а она мне про Ерему.

— А еще я напекла ягодные пироги. Поджидала. Знала, что приедете. Вы поглядите, а место-то какое веселое. Работать одна благодать. И пастбища кругом хорошие. На старой стоянке за пять лет всю траву выбили. Вот и дали отдохнуть земле. Да и осенью трава почти у фермы будет.

Нина Васильевна вспомнила, что с Алексеем был у них об этом разговор, когда он составил карту сенокосных угодий и пастбищ.

— Вот отнесу вам все расходы по переезду сюда, тогда будете знать, как самовольничать, — уже более миролюбиво заговорила Нина Васильевна. — Надои не понизились?

— Нет. Мы решили, пока трава еще малая, запарку готовить.

— А коров-то гонять будете к кормоцеху?

— Нет. Арсалан изготовил емкость. Мы установили ее на тракторную тележку. Возить корма будем. Пастух нам еще один нужен, чтобы круглые сутки пасти коров.

— Пастуха найдем. Почему навес во дворе не построили?

— Заведующий фермой говорит, успеется.